Насилие, что исповедовал и применял Цезарь к галльским (и прочим) племенам, и что проводил как принцип человеческого существования, и что ввел в обиход не он, и до него успешно применялось в исторической конкретике «происхождения видов», но лишь придумал способ оправдания такой насильственной парадигмы — «записки очевидца», в которых насилие укоренялось обыденностью языка, привыкшего действовать, а не объяснять, разворачивая предметно-образный ряд, и который римская латынь уберегла, растворяя корпус своих глаголов направленного действия в языках индоевропейской группы (английский, испанский, французский, немецкий, португальский, итальянский и прочие языки), меняя принцип мышления, сохранилось как вирус, подготовляя почву для воцарения христианской идеологии: лишая свободы смыслопостижения (обязательного в греческом) и вводя систему соподчинения: verbum — не nominus, узаконивая «агрессивный код», что станет тем summumbonum, что спеленает весь мир, обещая универсальное счастье, что всегда относительно, и применяя «пиратский образ жизни» как гарант нестабильности и невероятного благоденствия, и как системный Хаос, что управляем, являет свою жизнестойкость, как и вирулентность, новому тысячелетию. Разворачиваемый концепт «троянский терроризм» свидетельствует, что Идея, обретя Образ понятия: захват как формальность, владеет обществом на правах суверена, устанавливая свой Принципат, демонстрируя не только квази- и ультраанархическую свободу воли (как догму и credo) каждого, но и вполне марсианские хроники существования в каждом государстве на планете, апеллируя к «множественной единичности» Сознания при тотальном человеческом (гуманистическом) обнищании.