Статья поступила 27.06.2015 г.
Пьер Паоло Пазолини — один из последних представителей высокого европейского модернизма. Человеческие чувства, жизнь души и духа никогда не были для него объектом узкопонятой игры или пародийного остранения.
Пазолини-режиссер возвращает в культуру давно, казалось бы, позабытый (если не считать отдельных вещей Сартра, Ануя, Беккета, «Царя Эдипа» Стравинского) жанр трагедии, который утверждает героя в самом его поражении или смерти, тем самым возвышая его. Хотя, разумеется, не все пазолиниевские фильмы являются в чистом виде трагедиями.
Парадоксальный модернистский историзм приводит Пазолини к утверждению только одного измерения времени — незавершенного длящегося настоящего: прошлое и будущее выступают только лишь отметками на шкале того же самого (моя позиция противоположна мнению О. Аронсона: [3]). В этом — источник вневременности, полумифологичности-полунатуралистичности пазолиниевского восприятия мира, восприятия отстраненно-универсализирующего и вместе с тем всегда злободневного.
В длящемся настоящем жива всякая прежняя вина, всякий бывший проступок. На языке психоанализа поглощенность темой вины интерпретировалась бы в рамках невроза или депрессии, но Пазолини, при всем своем доверии психоанализу, вкладывает в эту поглощенность также нечто сугубо интеллектуальное и философское [ср.: 7. С. 51–56; 11. С. 340]. Вина выступает как знак выделенности, своеобразная метка. Альберто Моравиа назвал тему искупления в числе важнейших для Пазолини — наряду с темами любви, смерти, революции, идеологии, мифа и чуда [17. С. 9].
Подобно античным трагикам, эта вина у автора XX в. носит в основном внеэтический характер, хотя Пазолини, безусловно, задает особое этическое измерение тогда, когда речь идет о попрании прав личности.
В трагедийной кинореальности Пазолини индивидуальность почти целиком определяется и проверяется, испытывается этим ключевым, часто остающимся позади событием, подлежащим искуплению. Происходит встреча заданного и данного, свободы и необходимости, человека и истории. Условный, несколько отвлеченный (в положительном значении) психологизм воссоздания этой ситуации соседствует с нередким авторским морализмом и попыткой метафизического исследования глубин сознания личности; данная попытка сама по себе является сильнейшей стороной модернизма вообще.