Насколько остро сейчас стоит проблема контрабанды?
Руслан Давыдов: Сразу оговорюсь, сейчас в Уголовном кодексе осталась только одна статья, где есть слово «контрабанда», — 226.1, где речь идет о контрабанде сильнодействующих веществ, оружия, наркотиков, стратегически важных товаров и т. д. То есть понятие экономической контрабанды в России.
Есть 194-я статья — «Уклонение от уплаты таможенных платежей», где прописан состав экономических преступлений. Хотя на бытовом языке именно этот состав и называют контрабандой. Уголовные дела возбуждаются, когда сумма неуплаченных платежей превышает два миллиона рублей.
От советских времен остался стереотип, что контрабанда — это когда физические лица везут через границу что-то в чемоданах. На самом деле, сейчас, когда речь идет об экономических преступлениях, это, как правило, либо занижение таможенной стоимости, либо заявление другого кода товара с более низкой ставкой пошлины, либо перемещение незаявленного товара. И конечно же, речь идет о товарных партиях — контейнере, фуре, вагоне.
Отдельная тема — «санкционные» грузы. Так, в прошлом году было очень крупное задержание — четыре контейнера европейского сыра — почти 100 тонн, причем заявлен груз был как синтетический каучук.
Какие товары чаще всего перевозят нарушители? На каких рынках велик риск столкнуться с такой продукцией?
Руслан Давыдов: Чаще всего речь идет о налогоемких и ходовых товарах, там, где можно быстро получить значительную экономическую выгоду. Это могут быть одежда, обувь, бытовая техника, телефоны, цветы. Прямой контрабанды через российскую границу пытаются ввезти не так много, потому что уровень таможенного администрирования у нас такой, что для любого контрабандиста существует риск наказания, риск, что попадешься и не провезешь. Товар изымается, и он уже получает экономический ущерб, а при крупном размере еще и уголовное наказание. В этом году по статье 194 таможенными органами возбуждено уже более 200 уголовных дел.
Вместе с тем у нас единое таможенное пространство — пять стран. И отсутствует таможенная граница с Белоруссией и Казахстаном. Поэтому нам приходится думать и о том, как минимизировать риски экономически необоснованных перетоков таможенного оформления товаров, предназначенных для российского рынка, в соседних странах. Для этого у нас работают 35 мобильных групп, которые действуют на некотором удалении от границы и имеют право останавливать транспортные средства самостоятельно.
Последнее время очень много выявляем нарушений, связанных с незаконным перемещением сигарет. В этом году уже задержано более 11 миллионов пачек сигарет. Причем это только верхушка айсберга.
Кстати, только из-за одной фуры, набитой сигаретами, бюджет теряет на акцизе порядка 500 тысяч долларов. А так фура сигарет в среднем стоит больше миллиона долларов.
Какой процент контрабанды в итоге доходит до прилавков?
Руслан Давыдов: Точную цифру вам никто не назовет. Вот последнее крупное задержание — 1,3 миллиона пачек сигарет. Эта партия прошла мимо мобильных групп, но мы их «догнали» в местах складирования. В рамках постконтроля очень помогает система маркировки товаров, которая упрощает процедуру доказывания нарушения.
Что представляют собой мобильные группы ФТС?
Руслан Давыдов: Это группы из 3–4 человек, которые передвигаются в основном на микроавтобусах со специальной раскраской, обладают переносными средствами контроля и доступом к информационным ресурсам. Была определенная дискуссия, надо ли оснащать наши транспортные средства спецсигналами. Решили, что надо, потому что пока они не были оснащены и окрашены особым образом, бандиты даже их блокировать пытались.
Есть три направления на белорусской границе, где работают мобильные группы: на северо-запад, в сторону Великих Лук; по Смоленской дороге и через Брянск.
Плюс российско-казахстанская граница. Там всего 21 группа на 7,5 тысячи километров, они закрывают основные пути.
На Дальнем Востоке мобильных групп нет, там у нас работают штатные таможенные посты, а мобильные группы сосредоточены на тех направлениях, где в силу договора о Союзе отсутствует таможенный контроль.
В прошлом году мобильными группами выявлено 76,9 тысячи тонн запрещенных товаров. Заведено 1291 дело об административных правонарушениях, возбуждено 81 уголовное дело.
А у этих групп какие вообще полномочия? Если фура не останавливается, они могут стрелять?
Руслан Давыдов: У нас вооружен СОБР, мы вооружили сотрудников мобильных групп, но оружие применяется крайне редко. Как правило, специального знака «таможенный контроль» и мигалки уже достаточно. Когда были созданы мобильные группы, у них не было права самостоятельной остановки грузовиков. Поэтому приходилось просить либо пограничников, либо ГИБДД, чтобы они махнули «палочкой», и остановили для нас машину. Теперь мы это можем делать самостоятельно.
Но полномочия мобильных групп ограничены тем, что они имеют право самостоятельно останавливать только машины грузоподъемностью свыше 3,5 тонны. Они находятся на основных направлениях перемещения товаров и проверяют грузы выборочно с использованием системы управления рисками по определенным критериям.
Что грозит водителю, кроме конфискации товара?
Руслан Давыдов: Конфискация применяется не всегда, в зависимости от нарушения. Если по документам кошачьи наполнители, но они уложены только в один слой, а за ним — полная фура сигарет, то, естественно, товар конфискуют.
А судьба водителя зависит от расследования. Если есть факт пересечения таможенной границы, тогда делом будем заниматься мы. Если нет, то мы это дело передадим в МВД, и дальше они уже будут заниматься. Чаще всего сигареты выявляются у белорусской границы, и мы, как правило, эти дела в МВД передаем.
Неужели при таких затратах на перевозку груза, учитывая риски лишиться товара, ввозить «запрещенку» все равно выгодно?
Руслан Давыдов: Выгодно становится тогда, когда существуют значительные различия в условиях хозяйствования в странах, не имеющих таможенной границы. Например, в Белоруссии акциз за тысячу штук низкосортных сигарет — три евро, у нас — 36. Соотношение — 1 к 12. То есть контрабандистам станет совсем невыгодно, когда будут ловить 11 машин из 12.
Как закрытые для физических лиц границы и пандемия в целом повлияли на этот рынок?
Руслан Давыдов: Влияние пандемии мы видим на примере того, что на Дальнем Востоке называется «помогаечным» бизнесом. Это когда люди «руками» через границу переносят товарные партии. Нарушители везут три пары кроссовок, три пары брюк, 10 пар носков, четыре рубашки. У них все упаковано в такие сумки, параметры которых не превышают весовые и стоимостные ограничения, чтобы не к чему было придраться. На той стороне границы им раздают эти мешки, они проходят, сдают их на нашей стороне, консолидируют. В машину — и поехали. Надо, что называется, «хлопать» товарные партии в тех местах, где происходит их консолидация.
Пандемия, конечно, осложнила жизнь тем, кто пытается использовать такие схемы, а также возможности перемещения физическими лицами. Зато мы наблюдаем интересный эффект. Скажем так, у нас «задышало» Иваново. Раньше китайская дешевая одежда «давила» на наше производство. Теперь, когда при помощи физлиц сложно стало провезти товар, в Иваново текстильное производство расцвело, потому что стало больше заказов.
Второй крупный блок вопросов, связанный с таможней, — онлайн-торговля. Многие покупатели заказывают через Интернет достаточно большие партии товаров. Как таможня разграничивает покупки для личных нужд и перепродажи? И каков, по Вашей оценке, процент «серых» сделок?
Руслан Давыдов: Если в 2011 году было 11 миллионов посылок на ввоз в Россию из-за рубежа, то на пике, в 2018 году, было 350 миллионов. Рост — в 32 раза. Трансграничная торговля оценивается в триллионы рублей.
Есть разные ухищрения и схемы, не только оформление на одно физическое лицо, когда оно получает в течение года сотни и тысячи посылок, что, впрочем, теоретически законом не запрещено.
Тут важна цель — для дальнейшей перепродажи. Из того, что мы видим и фиксируем, это примерно один процент потока.
Допустим, если я заказываю в интернет-магазине 20 пар кроссовок, понятно, что этим объемом я могу себе торговую точку обеспечить. Если вдруг таможня задержала посылку, как доказать, что я заказал товар лично для себя?
Руслан Давыдов: Есть правила определения товаров для личного пользования. К таким отнесены товары, предназначенные для личных, семейных, домашних и иных нужд физических лиц, не связанных с осуществлением предпринимательской деятельности. Ваш пример — 20 пар кроссовок — это товарная партия.
А где грань, где заканчиваются личные нужды и начинается товарная партия?
Руслан Давыдов: Товарная партия — это однородные товары в количестве, превышающем объективно необходимые потребности. Если человек заказывает сразу 20 пар кроссовок, то у него будет, во-первых, товарная партия, а во-вторых, у него будет точно превышение по стоимости. Эти люди хотят «обойти» платежи, поэтому они делают по-другому — например, занижают стоимость товара или дробят товарные партии.
Таможенные органы внедряют в отношения с бизнесом процедуры таможенного мониторинга и аудита. Какая цель этих процедур и когда они заработают?
Руслан Давыдов: Таможенный мониторинг — это, по сути, переход на основании модели «цифрового двойника» от ситуации, когда для получения дополнительной информации в отношении компании необходимо проводить таможенную проверку, к системе, когда компании сами предоставляют нам удаленный доступ к своим системам учета. Такой мониторинг проходит независимо и незаметно для компаний, в длящемся режиме, это уже клиентоцентричный подход, необременительный для бизнеса.
Его мы рассматриваем как дополнительный инструмент, который в перспективе позволит учитывать накапливаемые данные в случае необходимости подтверждения предоставляемых при таможенном контроле упрощений на основе детального анализа внешнеторговых операций участников внешнеэкономической деятельности (ВЭД).
Эти технологии позволят снизить административную нагрузку на бизнес и, на наш взгляд, поспособствуют увеличению количества добросовестных участников ВЭД.
Как цифровизация и внедрение элементов искусственного интеллекта в работу таможни отразились на бизнесе?
Руслан Давыдов: В основном бизнес нас поддерживает. Например, с 2016 года мы активно внедряем автоматический выпуск деклараций на товары. Если в прошлом году мы выпустили автоматически 1 миллион 88 тысяч деклараций за весь год, то в этом году за первое полугодие — уже почти 700 тысяч. Это эквивалентно работе около 1000 таможенных инспекторов в течение года.
То есть автоматизация дает скорость и удобство для добросовестных предпринимателей. В то же время с развитием риск-ориентированного подхода на основе автоматизированных систем, интеграции данных на этапах до и после выпуска товаров повысилась эффективность таможенного контроля и нарушителям стало работать сложнее. На одной декларации систему управления рисками обмануть можно, а на периоде — очень сложно. Кроме того что мы отслеживаем деятельность участников ВЭД на протяжении длительного периода времени через специально созданные аналитические системы, мы любую декларацию можем поднять из архива, посмотреть, что делал инспектор и декларант. До сотых долей секунды все фиксируется. Плюс еще возможность проведения контроля после выпуска товаров, о котором сегодня говорили.
Для меня очень четкий критерий: если кто-то от имени бизнеса выступает против наших реформ и цифровизации, значит мы им помешали что-то прятать.