Статья поступила 12.10.2022.
Самый, по-видимому, краткий в истории пример повествования — знаменитый отчет Цезаря сенату: «Пришел, увидел, победил». Правда, впоследствии пришлось наращивать подробности при сохранении столь же строго обдуманного стиля в «Записках о Галльской войне», по возможности избегая вымысла или прямой лжи, но нередко применяя метод умолчания. Это стало примером для его последователей, оправдывавших свои действия в дальнейших завоеваниях и гражданской войне.
В художественной литературе образец трогательной компактности повествования связывается с написанным на спор рассказом Хемингуэя: «Продаются детские ботиночки. Неношеные». В начале было Слово. В конце, вероятно, тоже. А в промежутке — сумма и система текстов, сверхтекстов, гипертекстов. Как постигает текст-лес Сергей Соловьев в романе «Улыбка Шакти», «на языке немецкой грамматики... смысл проступал лишь с последним словом, звуком» [11, с. 459].
После опознанной отчасти и нами «текстуальной революции» в мире глокализации в качестве одной из путеводных нитей предстает локальный текст. Практически любой писатель сейчас в любой местности не столько пишет роман, сколько учреждает текст. «Итак, город звался Глинск...» (О. Ермаков, «Холст»).
Обратимся в контексте наиболее раннего из концептуализированных нами Крымского текста [3–5] к творческим новинкам писателя-севастопольца Георгия Панкратова. Герой его рассказа «Бог из троллейбуса» из подборки «Душа на месте» («Знамя», 2020, № 8) умело, без какой-либо специальной подготовки вождения овладевает ночью стоящим на приколе (прикола ради!) троллейбусом. Примерно так же, как современный писатель подключается ментальными дугами к проводам возникающего через головы поверх отдельных произведений текста. Но идущие навстречу или перегоняемые люди ничуть не удивляются движению троллейбуса в позднее время по улицам и переулкам, незнакомым с этим видом транспорта. Даже внезапно выскочившая из двора юркая полицейская машина, ненадолго испугав самозванца, вскоре свернула на набережную и скрылась из виду [8].