Статья поступила 23.02.2020
Теме смерти в советской культуре 1920–1950-х гг. отведена особая роль. На протяжении трех десятилетий она находилась в поле пристального государственного и общественного внимания. Смерть приветствовали, когда предсказывали уничтожение старого мира; ее воспевали во время похорон героев, погибших за победу революции; дни смерти вождя, его соратников «и других выдающихся деятелей» ежегодно становились поводом для торжественно-праздничных мероприятий, а гробница вождя, сооруженная на Красной площади, стала одним из главных символов государства. И, конечно же, смерть тщательно обставляли новыми — советскими — ритуалами.
Эти ритуалы в последние годы все чаще привлекают внимание исследователей. Философы, культурологи, историки обращаются к анализу того, как тоталитарная власть присваивала, трансформировала и политизировала один из «обрядов перехода», веками существовавший в религиозном пространстве. Естественно, наибольшее количество работ посвящено исследованию того, как формировался похоронно-поминальный ритуал, сопровождавший смерть советских вождей, в первую очередь Ленина, и какие функции он был призван выполнять.
Нас в данной статье интересует не столько сам ритуал, сколько использование изобразительного искусства в качестве его обязательного элемента. Начиная с похорон Ленина и вплоть до похорон Сталина к гробу умершего обязательно приглашали скульпторов и художников, чтобы запечатлеть, сохранить для истории посмертный облик вождя. Время, место, порядок проведения этого художественного акта были полностью подчинены разработанному ритуалу, а его цели и задачи, итоги и результаты выходили далеко за пределы ритуального поля. В связи с чем представляется возможным проследить, как художники непосредственно участвовали в похоронно-поминальных обрядах, как, работая над темой «Смерть и похороны вождя», они способствовали реализации идеологических программ власти, в частности, в решении задачи «присвоения» смерти и установления «ритуальных каналов связи» [1] с сакральными советскими ценностями.