Статья поступила 10.07.2017 г.
Культуру 1930–1940-х гг. невозможно изучать без социально-психологического измерения исторического процесса, то есть без общественной психологии этого времени. Это означает, что необходимо отвергнуть некоторые представления публицистов эпохи «перестройки», связывающие негативные явления в деятельности государства и его лидера (культ личности, массовый террор, расстрелы, концлагеря, Гулаг и т. д.) с особенностями личности Сталина, его окружения или даже с возобладавшими в те десятилетия тенденциями в партии. Закономерности культуры этих десятилетий (как позитивные, так и негативные) коренятся в психологических установках масс, в особенностях массового сознания. Следует отказаться от представления, что масса была исключительной жертвой, объектом манипуляции со стороны государства, партии, Сталина. Последнее обстоятельство отнюдь не отменяется. Вина всех общественных институтов и конкретных исторических деятелей несомненна. Тем не менее, особенности утопического мировосприятия времени коренятся не только в государственных планах, но и в неосознаваемых установках массового сознания. Можно даже утверждать, что последние даже преобладали и в какой-то степени диктовали институтам власти замыслы и осуществление тех или иных планов. Такая постановка вопроса требует анализа не только теоретических, практических, эстетических и художественных явлений этих десятилетий, но и неосознаваемых установок массового сознания, утопических, мифологических, фольклорных и социально-психологических его аспектов.
Поскольку иррациональные образы прошлого оказывали колоссальное воздействие на реальность, то представители власти пребывали в ситуации, когда установкам массового сознания необходимо соответствовать. Это не означает, что Сталин не всем соответствовал общественной психологии. Но то обстоятельство, что на вершине власти оказался именно он, далеко не случайно, как не случайно и то, что в этом положении он пребывал длительный период истории. Нас могут упрекнуть в непоследовательности: если масса не является лишь жертвой, то как можно объяснить направленные на массу репрессии? Это противоречие мы и должны разгадать. В этом и проявляется иррациональное начало истории. Масса не могла бы быть обманутой, если бы бессознательно она не была предрасположена к тому, чтобы быть обманутой. Разгадка этого парадокса составляет кардинальные особенности общественной психологии этого исторического момента.