* Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 24-28-00748, https://rscf.ru/project/24-28-00748/; Русская христианская гуманитарная академия имени Ф.М. Достоевского. The study was supported by the Russian Science Foundation № 24-28-00748, https://rscf. ru/en/project/24-28-00748/; Russian Christian Academy for Humanities named after Fyodor Dostoevsky.
Статья поступила 29.09.2025.
Статья одобрена к публикации 06.10.2025.
В европейском философско-культурологическом дискурсе творчество и деятельность Н.А. Бердяева, несомненно, являются наряду с философией Владимира Соловьева самыми известными, с чем соглашаются не только европейские авторы, но и русские философы, его современники в эмиграции, такие как Л.И. Шестов, Н.О. Лосский, В.В. Зеньковский и др. Творчество Бердяева представлено в Европе многогранно, оно включает религиозно-философские работы, историко-культурологические, социально-политические, литературоведческие. Но именно историко-культурологические работы Бердяева приносят ему известность. После выхода в свет книги «Новое Средневековье: размышления о судьбе России и Европы» в издательстве «Обелиск» в Берлине в 1924 г. Бердяев становится известным в Европе. Существенным для такого признания следует отметить то, что названия книг «Смысл истории», «Судьба России», «Новое Средневековье» выражают мышление Бердяева в категориально-понятийном аппарате Баденской школы неокантианства. В конце XIX — начале ХХ в. Бердяев не одинок в своем увлечении немецкой философией. В это время в России доминирует именно немецкая философия в ее различных и противоречивых идеалистических и материалистических направлениях. Особое же место занимает неокантианство. «Неокантианство тогда было все. Виндельбанд в Гейдельберге считался главным авторитетом», — вспоминал А.Ф. Лосев собрания у Маргариты Кирилловны Морозовой [1, с. 241]. Бердяев также, по словам Н. Дмитриевой, «не устоял против “баденского” соблазна и в 1903 г. “один летний семестр, молодым человеком <...> слушал лекции Виндельбанда“ по логике и истории философии XIX в. в “очаровательном Гейдельберге”» [2, с. 157]. При этом философия Канта и неокантианцев станет предметом постоянной критики Бердяевым, в то же время сильно влияя на него. В книге “Sub specie aeternitatis” (1907) Бердяев констатирует переживание тревоги, катастроф и переломов, протекающих в «царстве феноменов», а также потерю «ощущения реальностей, разобщение с глубиной бытия» [3, с. 2] и критикует «идеализм во всех его нео-критических формах», так как он «не выводит нас из царства иллюзионизма, даже закрепляет его, признает только нормы, идеи, состояния сознания, а не бытие» [3, с. 2–3]. Однако, критикуя В. Виндельбанда, он всегда оговаривает талант Генриха Риккерта и Эмиля Ласка. Бердяев отмечает, что особенно в лице Г. Риккерта демонстрируется более глубокое понимание недостаточности критицизма и рационализма, допуская «иррациональность всего индивидуального, всей живой действительности» [4, с. 293]. В его философии Бердяев усматривает «тоску по мистицизму», что пропускает иррациональное, «в другую дверь изгнанное “бытие”» [4, с. 294], и допускает теоретизацию истории как поиска, по словам самого Риккерта, «действительного в частном и единичном» [5, с. 225]. Риккерт обосновывает обновленный предмет философии, теперь это наука о мировоззрении. Что должно включать мировоззрение, кроме причинного объяснения мира? Мировоззрение должно помогать понять «“смысл” нашей жизни, значение нашего “я” в мире» и искать «руководящие нити, последние цели (курсив мой. — Ю.М.) для нашего отношения к миру, для нашего хотения и деятельности» [6, с. 25]. История становится судьбой человека и мира. Использование мировоззренческой концепции Риккерта прослеживается в книге Бердяева «Алексей Степанович Хомяков» (1912). В предисловии Бердяев дает определение методологии, которую он будет использовать: «Эта работа — не столько историческая, сколько философско-систематическая, психологическая и критическая. Я хочу дать цельный образ Хомякова, центральное и главное в его миросознании и мироощущении. ... Так как, по моему мнению, Хомяков является центральной фигурой в славянофильстве, то тема Хомяков есть вместе с тем тема о славянофильстве вообще, а тема Хомяков и мы есть тема о судьбе славянофильства» [7, с. 226]. Использование Бердяевым культурологической методологии и понятийного аппарата Баденской школы объясняет и название его книг, и то, почему в Европе они становятся понятными и отвечают также востребованности временем, переживаемым и в Европе.