Научный термин «секуляризация» (от позднелат. saecularis — «светский, мирской») определяется исследователем В.И. Гараджа как «ряд социальных изменений, знаменующих собой освобождение из-под контроля духовенства как социальной группы, из-под контроля Церкви как социального института (или моральной силы), то есть освобождение от религиозного контроля в мирских делах» [2, c. 4], когда Русская церковь — хранительница исконных национальных духовных традиций — стала восприниматься «как анахронизм, главный конкурент в борьбе за умы и души людей» [8].
Существует мнение, что самая горячая истинная вера проявляется в наиболее трудные и ожесточенные времена. В полной мере это относится и к Церкви. Безусловно, одним из таких периодов был период гонений Русской православной церкви во времена советской власти. Это время принесло России величайший прогресс — от сохи до ядерной бомбы, но одновременно невосполнимое уничтожение культурных памятников, в том числе памятников религиозной культуры, которые испытали натиск секуляризации.
Известный американский историк Дж.Х. Биллингтон осуществил анализ деятельности новой власти по самосакрализации: «Старые иконы, как и новая экспериментальная живопись, по большей части были заперты в запасниках музеев, дабы не смущать сознание советских граждан. Портреты Ленина в “красных уголках” фабрик и общественных учреждений заняли место иконы Христа. Изображения продолжателей дела Ленина, размещенные в установленном порядке по обе стороны от портрета Сталина, заменили традиционный для народа “деисусный ряд”, где иконы святых располагались в строгом порядке по обе стороны от иконы Спасителя. И как иконостас собора возводился над захоронением местного святого и специально почитался крестным ходом в дни религиозных праздников, так и эти новоявленные советские святые по большевистским праздникам ритуально появлялись на Мавзолее с находившимся в нем забальзамированным телом Ленина, наблюдая бесконечные парады и демонстрации на Красной площади. В контексте русской культуры эта попытка нажить политический капитал на исторически сложившейся вере в Бога, на народном почитании иконописных образов представляла собой не более чем продолжение установившейся традиции профанизации священных образов» [1, c. 39].