Статья поступила 29.07.2024.
Представление о нарративе как об универсальном способе освоения и передачи опыта, свойственном человеку, сложилось в постклассической нарратологии XXI в., ориентированной на когнитивный подход к любым текстам и подтверждающей концепцию «нарративного знания» Ж.-Ф. Лиотара [1]. Таким образом, в постклассическом понимании нарратива на первый план выдвигаются не только и не столько эстетические, сколько общие для разных типов нарратива глубинные, прототипические характеристики, которые и делают его инструментом познания. Д. Герман определил их так: «(i) структурированный временной ход уникальных событий (в отличие от общих тенденций), который (ii) вводит разрушение или дисбаланс в порождаемую нарративом ментальную модель мира рассказчиков и интерпретаторов, <...> показывая, (iii) каково это — пережить подобное разрушение, то есть, передавая прочувствованное, субъективное понимание (the qualia) реальных или воображаемых сознаний, переживающих разрушительный опыт» [2, c. 24].
Отметим, что последняя характеристика, обозначенная с помощью древнегреческого понятия qualia («каково это, быть как...»), актуализирует для современного исследователя возможность анализа информации о чувствах и мыслях персонажа, о его субъективном опыте в мире истории, им презентуемом. «Мир истории» — термин, который, по мнению Д. Германа, в отличие от классического термина «повествовательный текст» (story), «лучше отражает экологию интерпретации нарратива»: читатели (слушатели, зрители) реконструируют не только порядок событий, но и их пространственно-временной контекст (окружающую среду), данный через определенную перспективу [3, c. 13–14]. То есть «мир истории» — это не столько текст, сколько модель дискурса.
В данном методологическом контексте особенно интересным и перспективным, на наш взгляд, представляется нарративный анализ текстов, во-первых, демонстрирующих явное отступление автора от общепринятых принципов и моделей повествования, во-вторых, отражающих сложный, порой по-настоящему горький экзистенциальный опыт автора. В русской литературе трагического ХХ в., главным образом зарубежной ее ветви, множество произведений такого рода, их герои образуют особый тип непоправимо травмированных личностей, «экзистенциальный опыт которых пропитан фатальной безнадежностью — утратой дома, безвозвратным изгнанничеством, отчаянием» [6, c. 13]. К числу подобных произведений относятся, безусловно, и некоторые сочинения Александра Александровича Зиновьева (1922–2006). Среди обширного литературного наследия этого оригинального автора написанный в эмиграции роман «Гомо советикус» (1982), составляющий вместе с «Зияющими высотами» (1976) и «Глобальным человейником» (1997) трилогию «социологических романов», выделяется, на наш взгляд, целым рядом интересных в художественном отношении решений, к числу которых относится и формирование нарративной структуры текста, необычного для русской литературы своего времени.