* Окончание. Начало см.: Вопросы культурологии. 2016. № 9–10
Статья поступила 13.06.2016 г.
Видимо, как можно предполагать, альтернативное отношение к городу уже не как к празднику, а как к апокалиптической реальности тоже связано с архетипами массового сознания. До того, как апокалиптические образы вытеснят проецируемую на город традиционную крестьянскую утопию, будет сформирован миф города, в котором торжествуют иррациональные стихии. Для выражения этого настроения требовались те формы, которые существовали уже на ранней стадии истории литературы.
Среди образов города может главенствовать не только образ города как утопического космоса, но и образ города как джунглей, что, кстати, способствовало становлению авантюрного романа. Но такой образ города касается и русского города, и связанного с ним образа кинематографа. Правда, этот вариант Ю. Цивьян связывает с европейским сознанием. «С первых дней европейское сознание, — пишет он, — включило кинематограф в контекст всеобъемлющей культурной метафоры: город как непроходимые джунгли» [77].
Но этот образ города имеет отношение и к России. Видимо, метафора «город — джунгли» вызвала к жизни в эссе К. Чуковского образ кинозрителей как варваров (готтентотов, кафров и папуасов). Но этот образ был использован при оформлении фасадов раннего кинотеатра. Так, фасад кинотеатра на Арбате, принадлежащего Гехтману, украшался декорацией с изображением пустыни, пирамиды и львов. Р. Кайюа утверждает, что город провоцирует сильно действующее на воображение представление, которое трансформируется в миф, обладающий принудительной силой. А тем, достоверен ли он, никто не интересовался. Город стал чем-то вроде механизма «остранения», который ранее связывался с удаленными в истории временами, а ныне, например, с таким городом, как Париж, в котором всегда может произойти все, что угодно. Эта городская среда, в которой развертывается жизнь каждого из нас, превратилась в таинственную среду.