Статья поступила 13.06.2016 г.
Предмет внимания в данной статье — феномен загадочный, таинственный и даже пугающий. Но в творческом отношении стимулирующий. Что подразумевать под ночью? Конечно, прежде всего — ночное сознание человека, которое сообщается с дневным сознанием. Из такой оппозиции исходит и Г. Башляр. У него противопоставление даже не дневного и ночного сознаний, а ночного человека и человека бодрствующего или рационального [1]. Кажется, что эти два типа сознания друг другу противостоят. Но можно сосредоточить внимание на том, что их связывает. Г. Башляр допускает активность ночного сознания в дневной жизни. «Потому, — пишет он, — что ночью «ночной человек» всегда находится в контакте с началом. Ночное существование всегда представляет собой как бы жизнь в материнском лоне, в космосе, откуда он должен выйти в момент пробуждения. Именно там находится начало: мы начинаем когда-то наши дни, и начинаем их в этой магме начал, в которых психоанализ и пытается разобраться» [2].
Полагаю, что дневное и ночное сознание вместе составляют значимый антропологический феномен. Дневное сознание можно отождествить с логическим, понятийным, абстрактным, позволяющим каждому из нас адаптироваться в цивилизационном пространстве. С чем же можно отождествить ночное сознание? Попробуем его отождествить сначала с кинематографическим сознанием, полагая при этом, что в понятии «кинематографическое сознание» имеется содержание, которое следует расшифровать. Кинематографическое сознание не самостоятельно. Кинематограф — это только способ выражения тех уровней и механизмов сознания, которые требуют обозначения.
В самом деле, существует достаточно много суждений, в том числе и самих режиссеров, о том, что кинематограф возвращает человека к сновидному сознанию. Вот, например, Р. Клер говорит, что состояние кинозрителя в процессе просмотра фильма похоже на сон. И это представляет чудодейственную силу кино. «Темнота зала, усыпляющая музыка, мелькающие тени на светящемся полотне — все убаюкивает зрителя, и он погружается в полусон, в котором впечатляющая сила зрительных образов подобна власти видений, населяющих наши подлинные сны. Утром нелепость наших снов заставляет нас улыбаться, и приключения, которые мы только что пережили, кажутся непостижимыми нашему пробудившемуся разуму» [3].