В современном мире инсульт является одной из острых медико-социальных проблем. Если сам инсульт характеризуется высокой летальностью и является одной из основных причин смертности населения (по данным ВОЗ, 2014) [1], то постинсультное состояние характеризуется очаговыми неврологическими и общемозговыми расстройствами. У 80 % пациентов, выживших после инсульта, развивается та или иная степень ограничений в повседневной жизни, связанных с двигательными расстройствами, расстройствами чувствительности, нарушениями речи. У 50 % пациентов нарушается способность к самообслуживанию, и они нуждаются в уходе [2, 3]. По данным мировой статистики, распространенность данного заболевания колеблется от 0,77 до 1,96 на 1000 населения [4–6], причем рост процента популяции данного заболевания отмечается с возрастом от 0,5 % (18–44 года) до 9,7 % (старше 75 лет) [7]. На сегодняшний день число инсультов в России превышает 600 000 в год [8, 9]. В нашей стране (по статистическим данным от 2014 г.) распространенность данного заболевания в популяции лиц от 25 до 74 лет в разных регионах в среднем составляет 1,36 (у женщин) и 2,25 (у мужчин) на 1000 населения [10–12]. Инсульт является второй ведущей причиной смертности среди всех заболеваний во всем мире и первой в Китае, который составляет 1/5 населения всего мира [13–17].
Помимо очаговой неврологической симптоматики инсульт может провоцировать развитие различных неблагоприятных состояний со стороны психической сферы, он осложняется возникновением поведенческих нарушений, аффективными расстройствами. Ряд авторов сообщают о достаточно высокой частоте агрессивных реакций (17–35 %) [18, 19]. В 10–30 % случаев наблюдаются посттравматические реакции в виде выраженного беспокойства, повышенной тревожности, гиперестезии, нарушений сна, являющихся опасными в связи с риском развития выраженной психопатологической симптоматики в последующее время [20, 21]. При этом если аффективная лабильность и взрывчатость выступают в контексте постинсультного психоорганического синдрома (наряду с другими компонентами триады Вальтер-Бюэля), то тревога и депрессия являются производными «внутренней картины болезни», спаянной с существенным снижением уровня и качества жизни, неопределенностью физического и социального прогноза, страхом повторного приступа и т. д. И чем сохраннее интеллект и личность пострадавшего, тем более выражены указанные невротические проявления. Поведенческие же нарушения могут иметь как экзогенно-органическую, так и психогенную природу, а также носить смешанный характер.