Двойственное бытийствование философии как в стенах университетов, так и за их пределами привело к тому, что одним и тем же термином сегодня называют и «вечную» философию как свободный поиск истины с помощью разума, которую Лейбниц обозначал термином philosophia perennis (лат. «неиссякающая»), а Гегель называл «непреходящей», и университетскую (или «школярскую», по И. Канту) философию как учебную дисциплину, в чью задачу входит образовывать молодые умы. Субъектом и той, чей предмет составляют предельные основы бытия, и другой («философоведения») оказалось практически одно и то же профессиональное сообщество, перед которым встала дилемма «философия по поручению правительства — философия по поручению природы и человечества» [6, c. 106].
И это не случайно, так как существует фундаментальная трудность, связанная с необходимостью придания «вечной» философии такой формы, в которой она может стать «общим достоянием». Для этого ее необходимо наделить настолько ясным содержанием, чтобы его могли понять другие, составляющие массовую аудиторию. Но здесь возникает еще одна трудность: процесс преподавания предполагает наличие более или менее целостной системы знания, что в условиях сегодняшнего мейнстрима — плюралистического подхода — ставит множество практически неразрешимых вопросов. Ситуация усугубляется тем, что по поводу большинства «вечных проблем», обсуждаемых на протяжении длительной истории существования философии, строятся разные «возможные миры» философии, которые не всегда являются комплементарными, а достаточно часто и альтернативными.
На трудность преподавания философии в университете в свое время обращал внимание Гегель, читавший, как известно, некоторые разделы своего философского курса по Вольфу, отличавшемуся способностью к систематизации и схематизации. «Преподавание философии в университетах, как мне кажется, — подчеркивал Гегель, — должно вести к приобретению определенных знаний, а это возможно лишь тогда, когда оно пойдет определенным, методическим, включающим детали и упорядочивающим путем. Только в такой форме эта наука, как и всякая другая, становится доступной изучению» [1, c. 422].