Колесниченко Лариса Ивановна
Торос Даниэль Евгеньевич
В III–II веках до н. э. Рим в результате упорной борьбы со средиземноморскими государствами стал мощной империей. Он завоевал Карфаген и греческие государства на Балканском полуострове. Римляне стали хозяевами средиземноморских территорий: Карфагена, севера Африки, Греции, Сирии, Пергамского царства, Галлии и др. В эпоху складывания империи кризис полисной системы нашел разрешение в формировании новых государственных институтов и форм общественной жизни, определяемых как формирующаяся эпоха принципата. В результате непрерывных войн сначала на Апеннинском полуострове, а затем и вне его пределов римские владения возникли в прибрежной полосе всех трех континентов. В итоге под властью Рима оказались обширные пространства, а его политическое влияние распространилось на ряд стран. Римское государство стало не только крупнейшим и наиболее могущественным, но и по географическим представлениям того времени поистине мировой державой.
Под кризисом полиса понимаются в первую очередь упадок и разложение тех экономических, социальных, политических институтов и отношений, которые были характерны для Рима, пока он существовал в качестве сравнительно небольшой и — в смысле строя жизни — патриархальной общины. В результате понятие кризиса полиса включает в себя характеристику процессов сбоя в развитии экономики и социальных отношений, культуры, духовного сознания, идеологии. Особенно ярко он выразился в крахе экономических отношений, политических форм, религии, идеологии, нравственности и др., то есть прежде всего в явлениях кризиса самой римской государственности.
Становление империи и ее ранней формы развития — принципата было неразрывно связано с крупнейшими социально-экономическими и политическими сдвигами и потрясениями в жизни римского общества.
Западные исследователи античного Рима, такие как Э. Гиббон [3], К. Куманецкий [6], П. Хизер [11], Т. Холланд [12], и отечественные — Р.Ю. Виппер [2], Е.М. Штаерман [13; 14] и др. единодушно считают определяющей причиной кризиса Римского государства разрыв между сохранявшимися «общинными» формами социально-политического устройства и превращением Рима в мировую державу.
Исследователи С.А. Утченко в «Кризисе и падении Римской республики» и Е.М. Штаерман в «Кризисе культуры античности» раскрывают внутренние причины и условия развития римского общества в период бесконечных войн, римской экспансии. Так, по их мнению, процесс, «…когда Рим вступил в качестве небольшой крестьянской общины и не выходил ни в своих действиях, ни в своих “помыслах” за пределы Апеннинского полуострова, была борьба за расширение земельных владений» [14, c. 40]. Обычай и «правила» общежития полиса предполагали обеспечение каждого члена гражданской общины определенным земельным наделом. Эта задача становилась все более трудной, актуальной и со временем невозможной по мере роста населения Рима. Между тем борьба за землю осложнилась политическими претензиями Рима, связанными с главенствующей ролью в союзе латинских городов и осуществлением постепенного политического господства над всей Италией. В связи с военными кампаниями ограничения на использование земли в переходный период принципата способствовали активному желанию получить «общественную землю». Но «общественная земля» Рима в этот период — это земля, завоеванная у «внешнего врага».
После покорения Италии Римом начинается новый этап завоевательной политики. Как великая держава Древнего мира, Рим неизбежно и закономерно вел экспансионистскую, «империалистическую» политику. Рождались глобальные по тем временам претензии. Пунические войны, а затем проникновение на Восток и войны за передел эллинистического мира были типичными примерами такой политики. В зарубежной историографии, особенно историками-антиковедами В. Вегнером [1] и Т. Моммзеном, дискутируется вопрос о том, всегда ли Рим вел войны агрессивного характера или иногда войны имели превентивное значение [7]. Сама постановка подобного вопроса, по мнению историка и культуролога А. Тойнби, выглядит беспредметной. «Логика развития всякой агрессии, как в том убеждает многовековой опыт, и не только древней истории, требовала “превентивных” мер, вынуждала к ним. Растущая, расширяющаяся экспансия и якобы “необходимые” превентивные войны неразрывно связаны друг с другом» [8].
Все острее становились противоречия между мелкими землевладельцами и крупными собственниками, все более широкие масштабы приобретал процесс обезземеливания крестьян как следствие постоянных призывов в армию. Аграрное движение, начатое реформами Гракхов, постепенно переросло в общеиталийское крестьянское восстание. Это восстание вошло в историю под названием «Союзническая война», поскольку формальным поводом к восстанию было нежелание римских правящих кругов распространять права римского гражданства и связанные с ними привилегии (в частности, право доступа к фонду ager publicus) на «союзников» (socii), на население Италии [10, c. 50] — основных участников войн.
Италийское крестьянство, задействованное в военных действиях, опосредованно получало доступ к земле (ager publicus) на условиях, равных с римлянами. И, наконец, «союзников» переставали использовать, как это делалось до сих пор, только во вспомогательных войсках, но включали в состав римских легионов. Собственниками земли становились воины, ветераны, владельцы торгово-ростовщического капитала. В результате войн увеличивались армия и количество претендентов на землю. Одна из попыток разрешения кризисного землепользования была предпринята с созданием профессиональной армии. Эти глубокие процессы разрушения общественного землепользования нанесли один из сокрушительных ударов Риму — полису. Уже один тот факт, что все население Италии превращалось в полноправных участников римского народного собрания, делал невозможным полный его сбор. Нарушился ряд «условий существования» полисной организации — принцип замкнутости гражданского коллектива, его стабильность, его «легко обозримые» размеры. Все это неизбежно влекло за собой уже в самом недалеком будущем нарушение и других обязательных условий его существования, то есть системный кризис всех структур устройства римского общества.
Что касается гражданских войн I века до н. э., которые, как правило, особенно в материалах западной историографии, расцениваются как революции, то, с точки зрения исследователя Р.Ю. Виппера, «…это лишь последствия революции: теперь борьба шла — как нередко бывало после революционного взрыва — за то, в чьих интересах, то есть в интересах какой группировки или фракции господствующего класса, будут использованы, “приспособлены” завоевания революции…» [2, c. 89].
Таким образом, старый «полисный» принцип обеспечения каждого члена гражданской общины земельным наделом перестал соблюдаться. Он стал предметом купли-продажи.
Закономерным следствием разрушения и превращения полиса в огромную территориальную державу, по мнению бесспорного авторитета — антиковеда П. Гиро, следует считать «нарушение замкнутости и исключительности гражданства» [4, c. 40]. Эти события неизбежно повлекли за собой сдвиги в социальной структуре римского общества.
Наиболее многочисленным классом в Риме оставался класс мелких собственников, то есть те, кого римляне объединяли общим понятием «плебс» [9, c. 40], который определенным сословием в Риме не считался. В свою очередь, другие социальных группы: ремесленники, мелкие торговцы, откупщики, скупщики, «клиенты», — также претерпевали внутреннее расслоение. Для сельского плебса внутренняя дифференциация была связана с процессом обезземеливания, причем этот же процесс выдавливал их в люмпен-пролетарские слои населения, которые включались в пестрый состав городского плебса.
Как результат всех упомянутых экономико-социальных сдвигов, произошло усложнение классово-сословной структуры римского общества: складывался целый класс богатой и влиятельной знати вследствие усиления финансового значения провинций, их огромных богатств и новых форм эксплуатации. Союзы латифундистов объединялись в корпорации (corpora), которые приобретали права юридических лиц. Этот верхний слой «всадников», назовем их новоявленными олигархами, из своего круга выбирал лидеров и образовывал сословную организацию — princeps («первые»), во времена Римской республики наименование сенаторов, значившихся первыми в списке сената и первыми подававших голоса. «Всадники» занимали второе место в сословной иерархии после сената и выступали как сплоченная корпорация («всадники» — «эквиты», лат. equites, «конь» — одно из привилегированных сословий в Древнем Риме). Чем более развивалась эта сословная организация, тем более в отдельных финансовых компаниях отступали на второй план те лица, которые являлись их представителями перед государством [2, c. 135–170].
Переход к новым формам собственности в новой сословной группе — «всадников» не демократизировал римское общество, не ломал сословных рамок и преград, не открывал широких путей к политической и социальной роли людям всякого звания. Между тем Рим обратился в «международную общину» — попробуем это явление обозначить как новоявленный «античный глобализм» [5, c. 67–70]. Во главе его значились крупные, большей частью старинные служебные фамилии и верхушка «всадничества» с их необозримыми материальными возможностями [2, c. 139]. Они держались административным навыком и традициями своих членов, связью многочисленных родичей, обширным кругом разных зависимых людей.
Вследствие этого они могли пускать в ход большие агитационные средства и добывать себе выборные должности в новоформирующемся служебном аппарате складывающегося принципата как воюющего государства. Таким образом, «всадники» как второе римское сословие складывающегося принципата в постреспубликанскую эпоху, согласно Р.Ю. Випперу, сосредоточивали в своих руках финансы и торговлю. Они укреплялись как в результате римских завоеваний и хлынувших в Рим богатств в виде военной добычи, прямых и косвенных налогов, взимаемых с провинций, так и в результате развития внутренней и внешней торговли. Римляне установили оживленные торговые связи с рядом крупных эллинистических государств, таких как «птолемеевский Египет» и др. [2, c. 123–124]. В Риме появились крупные объединения торговцев, компании откупщиков (societates pulicanorum), которые брали на откуп различные виды общественных работ в самой Италии, сбор налогов в провинциях, занимались кредитно-ростовщическими операциями.
Значительная часть «клиентов», «вольноотпущенников» и некоторая часть рабов находились в услужении у банкиров и откупщиков, всех тех, кто был связан с ними повседневными интересами, отдавал им сбережения, — составляли политическую армию, которой командовали представители крупного капитала. Они могли при случае расширять состав людей, обязанных им своими голосами (например, проведение нужного кандидата).
Правивший нобилитет особенно сильно обогатился еще в период поздней республики. Материальной основой власти в переходный период оставалось крупное землевладение. Сенаторская знать продолжала скупать большие земельные участки, основывала крупные хозяйства, опиравшиеся на использование труда рабов. Земельная аристократия пыталась преграждать пассионариям из «всадников» доступ к высшим магистратурам в государстве и прежде всего к должности консула. Выражением наметившихся тенденций еще в 180 году до н. э. стал закон, согласно которому начинать должностную карьеру можно было лишь в 28 лет, после десятилетней воинской службы [2, c. 37–39]. К господствующему классу Рима относилась и «муниципальная знать», новосозданная в изменившихся условиях, которая приобрела особый политический вес и значение. После Союзнической войны наряду с финансово-торговым олигархатом начинает складываться и управленческая элита (новосозданная «муниципальная знать»), специализирующаяся на налаживании вертикальных и горизонтальных контактов во всех структурах воюющего государства и подотчетная исключительно принципсу как гаранту государственной власти переходного периода.
Вырождение политической власти в позднереспубликанском Риме проявлялось, по мнению Эдварда Гиббона, в беспринципной политической борьбе всех против всех с целью достижения власти и богатства. Существовала целая система посредников между кандидатом и избирателями, занятых раздачей хлеба до и после выборов и отнюдь не скрывавших целеполагания. Вся политическая борьба, продолжает Эдвард Гиббон, строилась на личных связях и влияниях, на бесчисленных группировках, союзах и распрях [3, c. 104–143, 201–223, 44–98]. Подкуп избирателей стал с этого времени одной из форм оборота капитала, получаемого денежной аристократией от имперских владений. Такие единовременные выдачи народу должны были обеспечивать «капиталистам» сохранение политической власти.
Между тем «…столичное население постепенно втягивается в политику империализма. За короткое время, — писал Р.Ю. Виппер, — столица выросла, в ней интересы империи стали преобладать над задачами и заботами ближайшего местного характера. Рим отчуждается от Италии. Быстро меняется его национальный состав. С присоединением Африки и восточных областей колонии иноземцев возросли. В столице подолгу жили “жалобщики” и “ходатаи” из провинций. Рим приобретал космополитический вид, его… гражданство составляется из стечения всех народностей» [2, c. 76]. Антиковед Поль Гиро утверждал: «Как полис Рим перестал существовать после Союзнической войны, ибо распространение гражданских прав на все население Италии и еще декларируемая возможность для каждого участвовать в римском народном собрании лишили Рим и его жителей прежнего высокого положения: вскоре Рим стал не единственным городом, но лишь крупным и “ведущим” центром среди других италийских общин и городов» [4, c. 50]. Изменился и внешний облик самого Рима. Он потерял свой прежний «деревенский» вид, в городе появляются многоэтажные здания (insulae), форумы из крестьянских рынков.
Не менее характерной особенностью социально-экономических сдвигов стала урбанизация Италии. В этот период многие старые города из маленьких превратились в развивающиеся и преуспевающие городские центры.
Вместе с тем впервые возникла имеющая жизненно важное для Рима значение «проблема провинций», точнее, их рационального освоения. Под этим подразумевалось превращение провинций из чего-то явно чужеродного, из «добычи римского народа» (praedium populi Romani) в органично включенные в империю ее неотъемлемые составные части (membra imperii).
Большое значение имел тот факт, что столь характерное для классического полиса совпадение понятий «народное собрание» и «народное ополчение» больше не соблюдалось. Возникало совершенно новое социальное явление — профессиональная армия, то есть своеобразная корпорация, уже в немалой степени от народа отличная и отделившаяся. Она сыграла свою роковую роль в судьбе Рима переходного периода от поздней республики к принципату. Римская армия после реформы Мария выявила и другие кризисные явления разлагающегося римского полиса. Так, Моммзен высказал мысль о том, «…что общество с постоянной армией и общество с гражданским ополчением — эти термины применительно к античности должны были бы заменить понятия “монархия” и “республика”» [7, c. 455].
Углубление социального неравенства вследствие внутренних противоречий в разных слоях римского общества еще в период республики, по мнению классика Э. Гиббона, стало ключевой предпосылкой социокультурного кризиса [3, c. 201–223]. Массовое использование дешевой рабочей силы, приток дешевого хлеба из провинций, неконкурентоспособность мелкого крестьянского хозяйства в Италии и постоянное отвлечение свободного землевладельца на воинскую службу в эпоху беспрестанных далеких походов подрывали основы жизни простых италийских крестьян. У крестьян оставалась одна судьба — стать сезонными сборщиками урожая или бежать в Рим, пополняя ряды городской бедноты — плебса. Из этой среды, развращенной бедностью, раздачами дешевого или дарового хлеба и бесплатными зрелищами, римские аристократы набирали себе бесчисленные армии «клиентов». Они были готовы всеми силами поддерживать позиции «контролеров» политической жизни Рима уже во II веке до н. э. «Городские эдилы, желавшие стать преторами и консулами, заботились об устройстве впечатляющих игр и о раздаче дарового хлеба» [14, c. 50].
С углублением ранее перечисленных противоречий в казне империи становилось все меньше денег — меньше материальных ценностей ввозилось в Италию, часть растворялась по дороге в метрополию. Непрерывно возрастающие налоги и расходы на армию выкачивали все больше материальных средств — в итоге крестьянин отдавал часть своего урожая натурой, платил своим трудом. Это был уже не вполне самостоятельный гражданин. Происходит формирование зависимого человека. Менялась ментальность римлянина.
Институт рабства усугублял социально-экономический кризис Римского государства. Период III–I веков до н. э. — период интенсивного роста рабовладения в Риме. Непрерывные войны в бассейне Средиземноморья давали огромный приток рабов. Но это был не единственный источник рабства. Велика была роль работорговли, связанная с пиратством, долгового рабства (особенно в провинциях). Так, культуролог Е.М. Штаерман пишет: «…широкое развитие рабства, его растущая роль в общественном производстве — характерный признак и показатель кризиса полиса» [14, c. 60], также неизбежно ведущего к утверждению принципата как переходной формы от республиканского правления государством к имперскому.
Таким образом:
— вследствие перенапряженности всех составляющих затянувшегося многостороннего кризиса полисной системы происходила фактически полная замена основных полисных институтов и аппарата власти на новые;
— народное собрание, которое до сих пор выступало в двух основных формах — присобрания граждан и воинского ополчения, — было подорвано в самой своей основе. Как собрание всех, кто обладает гражданскими правами, оно уже не могло функционировать как ополчение. Оно фактически в позднереспубликанский период было вытеснено профессиональной армией;
— на смену выборным и краткосрочным органам власти неизбежно приходила власть неограниченная и несменяемая. На смену республиканским магистратам неизбежно приходил диктатор. Быть может, лишь римский сенат, как учреждение наименее демократическое, сохранял в силу этой особенности еще на сравнительно долгий срок свой авторитет и значение;
— переход от полиса к территориальной державе, от республики к принципату как переходной форме, неизбежно и закономерно требовал отступления от полисной демократии. Для ее преодоления в рассматриваемый период стали использоваться такие методы, как сосредоточение ряда республиканских магистратур в одних руках, что неизбежно влекло к диктатуре, единовластию и опоре в борьбе за власть на вооруженную силу, на армию как гаранта-воплотителя грядущих непопулярных реформ;
— опыт кризисного состояния эпох постреспубликанского Рима и новосформированной эпохи принципата как переходной к имперскому правлению позволяет сделать еще один важный вывод — неизбежность формирования в переходную эпоху фискально-бюрократического имперского аппарата и его блестящего воплотителя Октавиана Августа, позиционирующего себя как «первого среди равных».