Вопрос о зарождении моды как специфического социокультурного феномена не утрачивает своей актуальности. Более того, в настоящее время историки моды возвращаются к пересмотру устоявшихся позиций. Так, искусствовед, профессор лондонского колледжа моды Элизабет Уилсон в своей работе «Облаченные в мечты. Мода и современность» отметила, что общепринятая точка зрения о возникновении моды в границах индустриального общества сегодня устарела [14, c. 30]. Данное мнение разделяют и другие исследователи, в первую очередь историки костюма, профессионалы модной индустрии, практики моды. Их основополагающая установка такова: «История моды практически так же стара, как и история костюма», а расплывчатое, эфемерное высказывание «таинственный язык моды» [7, c. 24] в данном случае обретает свои четкие границы в выражении «живой язык одежды» [6, c. 12].
Однако с точки зрения теории культуры, представляется необходимым обратиться не к отдельным ярким примерам, которые можно трактовать различным образом, в том числе как доказательства наличия моды как устойчивой тенденции, а к типологическим признакам культуры в целом того или иного периода развития. Именно они и помогут определить границы возможного функционирования феномена моды. В связи с этим проанализируем процесс функционирования одежды в границах традиционной культуры. Конечно, одежда, как и все феномены средневековой традиционной культуры, хоть и весьма медленно, но видоизменялась, определяя идентичность ее владельца и его принадлежность к определенной социальной группе, семейное положение, профессиональный статус. Однако в целом главной установкой этого типа общества была установка на воспроизводство образцов деятельности, уже апробированных опытом и бывших в практике.
Традиционная культура объединяла всех членов коллектива общими ценностями, механизмами жизнедеятельности, социальными связями, выступала как регулятор основных аспектов жизнедеятельности, формировала уклад жизни всех членов общины и специфику их взаимодействий; диктовала правила поведения внутри группы и за ее пределами, определяла формы и виды хозяйственной деятельности, обычаи, обряды, тип семейных отношений, создавая правила воспитания детей, устройство жилища, вырабатывая и закрепляя особенности пищевого поведения, язык, систему знаний и представлений, фольклор как знаково-символическое выражение традиции и многое другое [5, c. 58–66]. Естественно, что этим законам традиционности подчинялась и одежда, которая определялась принадлежностью к сословию и была обусловлена как статусом, так и основным типом деятельности его представителей. Соответствие определенному облику позволяло маркировать каждого представителя этого общества — феодала-рыцаря [9], представителя церковного братства или крестьянина.