Современный мир — это мир, в котором культурная идентичность — предмет свободного выбора, часто случайного и краткосрочного. Традиционные культуры прошлого не допускали «половинчатости» в наследовании культурных практик. Отступление от традиции означало разрыв с материнской культурой и переживалось как экзистенциальная проблема. Наше время породило иллюзию возможности абсолютно свободного выбора практикуемых форм квазитрадиционности, а также предоставило опыт их беспрепятственного комбинирования. Уникальным феноменом современной культуры стала адаптивная идентичность, которая позволяет человеку беспрепятственно ассоциировать себя той или иной общностью и практиковать в разные временные отрезки те традиции, которые совершенно противоположны. Эпизодичность традиционных практик в повседневности современного человека коррелирует с их иконичностью. Достаточно бывает одного узнаваемого символа, значимого образа, имени, и нет необходимости в том, чтобы отдельные традиции перерастали во всеохватывающую традиционность, подчиняющую себе все аспекты жизни человека. Специфика адаптивной идентичности в том, что она соответствует «новым традициям», подвижности и гибкости современных механизмов идентификации. Сегодня произошло развенчание метанарративов, которые рождены были евразийской цивилизацией, как религиозных, так и политических. Поэтому идентификационные аспекты сместились на уровень повседневности: культурная идентичность человека определяется с помощью микроритуалов, формирующих структуры обыденного существования. Большую роль в семиотизации повседневного опыта играют стратегии потребления, так как брендинг задействует весь потенциал адаптивной идентичности, а симуляция «традиционности» является самым распространенным маркетинговым ходом. По аналогии с практиками потребления происходит присвоение культурных брендов, не требующее глубинной экзистенциальной трансформации.
Человек с адаптивной идентичностью, как никогда, нуждается в стабилизации отношений с идеальным миром. Именно образование должно выполнять стабилизирующую роль в обществе. «Суть этой роли в том, что творческое человеческое начало смыслопорождения не должно разрушить традицию, а традиция не должна сделать бытие человека механическим повторением опыта предков» [1. С. 13]. Мы наблюдаем ослабевание привязанностей, чему отчасти способствует увеличение сегментации различного рода групп и общностей. Существующие различия внутри этих объединений особо подчеркиваются, различиям придается культурное значение. Эпоха индивидуалистов и индивидуальностей не придает большого смысла национальности и гражданственности. Проблема адаптивной идентичности получила свое распространение из-за расширения межкультурных контактов. Не имея возможности или не желая идентифицировать себя через социокультурные особенности, человек идентифицирует себя по ситуации. Перед образованием стоит задача помочь человеку осознать и принять свою культурную и национальную идентичность. Формирование новых идеалов приведет в итоге к нахождению человеком самого себя. Прежний антропологический идеал был разрушен, появился новый идеал, который строится по прямо противоположным источникам. Если антропологический идеал человека до 90-х гг. ХХ в. вырастает из Великой Отечественной войны — это герой-патриот, то новый идеал «выходит» из ночного клуба — это тусовщик или «человек гламурный», для которого досуг — это основная цель жизни. Если информацию об идеале молодой человек раньше черпал из книг, то новый идеал активно транслируется аудиовизуальной культурой, это экранный (визуальный) образ. Антропологический идеал раньше был предметом внутреннего подражания, новый — предметом только внешнего подражания. Таким образом, идеал сегодня не становится орудием формирования личности.