Статья поступила 28.03.2019
Современные отечественные философы очень мало читают друг друга. Можно сказать, что совершенно отсутствует практика «статья в ответ на статью». Не берусь судить, почему это происходит. Всегда были публикации, предлагающие спорные решения по самым злободневным вопросам. Не является исключением и проблема негативного отношения к праву в России, актуальность которой обозначается через попытки начать в современной России строительство правового государства. Если сказать, что в России в силу специфики ее духовных традиций правовое государство выстроить невозможно, что русский человек в силу особенностей своего нравственно-психологического уклада не способен воспитать в себе развитые правовую культуру и правовое сознание, то такое представление у многих современных исследователей вызовет резкую критику. Оговорим, что под развитым правовым сознанием имеются в виду вера в деятельную силу права, знание существующих законов, а под правовой культурой — желание принципиально им следовать. Приведенное мнение о неприятии права может быть названо надуманным, мифическим и оценено как оскорбляющее или унижающее русскую культуру и русского человека. В ответ пойдет речь о свойственном русскому человеку своеобразном отношении к праву, в котором нет и не может быть никакого содержания, позволяющего говорить о «врожденном» правовом скептицизме. В качестве подтверждения могут сослаться на авторитетное мнение, которое в такой ссылке принадлежит представителям русской классической философии. Например, можно прочитать следующее высказывание: «…именно славянофилы более полутора веков назад блестяще выразили национальное своеобразие русского государства и права, что должно послужить отрицанию ложного тезиса о низкой правовой культуре России и восстановлению духовных традиций русской культуры и правосознания» [2, с. 7].
О каком, собственно, праве идет речь? Имеется в виду, конечно, право юридическое, которое следует понимать как установленную законом меру возможного или должного поведения участника данного конкретного правоотношения как носителя этого права. Обращаясь к такому праву, закрепленному в юрисдикции, пишут о том, что принципы русских традиций, русского православия, вообще русской культуры ничуть не отталкивают правовой способ социально-нормативной регуляции, а, наоборот, способствуют его облагораживанию и способны поднять право на еще бóльшую высоту. При этом складывается впечатление, что речь идет о праве, которое рождается в условиях любой культуры как результат естественного желания регулировать общественные отношения. То, что право, о котором идет речь, имеет происхождение в романо-германской культуре и, стало быть, свои уникальные культурно-исторические «привязанности» и что такое обстоятельство вызывает отталкивающий эффект для представителей других культур, — все это остается без внимания. Обращаясь к каноническому праву, то есть к праву, которое во всех современных обществах используется как норма, перескакивают через его онтологическое основание или оставляют без внимания содержание, которое и делает это право таким, какое оно есть. Хорошим примером к сказанному может послужить исследовательская работа И.В. Днепровской «Духовно-нравственный смысл права в русской идеалистической философии второй половины девятнадцатого века», где автор обращается, в частности, к правопониманию, выраженному в философии раннего славянофильства. Эта работа была выполнена несколько лет назад, но способна привлечь свое внимание и сегодня при решении вопросов, связанных с социально-нормативной регуляцией посредством права. Вывод, сделанный автором, в согласии с которым русский правовой скептицизм есть явление случайное и не может быть раскрыт как результат особенностей русских духовных традиций, продолжает находить понимание и имеет своих сторонников в научном сообществе. И.В. Днепровская, в частности, пишет, что такие духовные доминанты русской культуры, как вера, правда, истина, не противопоставляются славянофилами понятию права, но, наоборот, «славянофилами актуализируется этимологическое родство этих понятий с понятием права…» [3, с. 10]. Правовая реальность, по мнению И.В. Днепровской, рассматривалась славянофилами не с точки зрения противопоставления морального и правового, а в аспекте их восполнения. Проводилось такое родство славянофилами исходя из общего мировоззренческого представления и мироощущения, в которых божественное понималось как присутствующее в непосредственном душевном человеческом опыте, а не как внешнее объективное знание о том, что Бог есть. Отсюда и право рассматривается славянофилами не как внешнее законническое предписание, а как ощущение и вместе с тем понимание истинного поведения, поведения по справедливости и по правде. Посредством процесса, определяемого И.В. Днепровской как «живознание», происходит органичное единение права и правды, когда свободный душевный порыв позволяет человеку отойти от чисто рационального принятия права и проникнуться его чувственным, душевным, основанным на вере осмыслением. Поэтому «славянофилы различают правопорядок, опирающийся на веру, обнаруживающую себя в преданиях и убеждениях, и формальную законность, опирающуюся на установление государства. Режим формальной законности подвергался серьезной критике» [3, с. 10]. Сказанное, таким образом, о праве и нравственности, о праве и духовности в философии славянофилов, об их родстве в трактовке И.В. Днепровской можно принять, если под правом в данном случае мы будем иметь в виду право обычное, то есть основанное на традициях и обычаях. Не случайно сами славянофилы нигде не прибегают к понятию права, говоря о должных принципах регулирования общественных отношений в России. Вместо этого ими употребляются такие понятия, как «обычаи» и «традиции». Но когда И.В. Днепровская говорит о родстве нравственности и права в философии славянофилов, то не о таком праве у нее идет речь. Речь идет о праве, одним только из источников которого являются обычаи. Другим его источником является закон. Это и есть то право, которое используют сегодня все правовые системы современности и которое имеет западноевропейское происхождение или свои корни в романо-германской культуре. Стоит ли говорить о таком действительно глобальном процессе, как европеизация мирового права? Кстати говоря, основной формой правообразования в таком праве и является не обычай, а закон. Безальтернативность такого подхода доказана со времен древнеримского права. Как же тогда говорить о том, что славянофилы утверждали идею канонического права, если жизненную силу они видели в обычаях и традициях, а закон был для них мертвой формой, лишенной нравственного содержания [6]? По мнению И.В. Днепровской, при всем своем критическом отношении к закону славянофилы выражали так не правовой скептицизм, но обращали внимание на недопустимость и бесперспективность основания права только на законе, не учитывая при этом такую серьезную его сторону, как обычаи и традиции. Более того, славянофилы стремились, показывает И.В. Днепровская, найти способ вживить полюбовные отношения, любовь в правовые формальные нормы. Славянофилы, по ее мнению, считали, что сам принцип любви невозможно устранить из правовых отношений без ущерба для таковых, ведь право и восполняется живыми, а не формальными отношениями. В этом и заключается позитивный юридический смысл философии права славянофилов, как пишет И.В. Днепровская. Но это все было бы так, если бы славянофилы проводили сравнение закона и обычая в праве, взаимоотношений формальных, правовых и взаимоотношений доверительных, полюбовных с целью не допустить умаления обычая перед законом и рассматривать любовь как источник живой деятельной силы права. В действительности славянофилы занимались не таким сравнением, а противопоставлением свободы, свободной любви, от которой складывается принцип устроения общественных отношений, основанный на обычаях и традициях, и необходимости, порождающей правовой миропорядок, основанный на законе. В таком сравнении право и нравственность выступали как антиподы, что в «Семирамиде» А.С. Хомякова представлено как извечный конфликт между племенами кушитскими и иранскими. Конфликт этот должен привести к неизбежному столкновению, когда победит одна из сторон. Такой стороной будут или племена, основывающие свою жизнь на любви (обычаи), или племена, придерживающиеся свято принципа необходимости (закон). Человек политики славянофильства, Ю.Ф. Самарин обычай и закон, различие между ними проводит как критерий, различающий фундаментально русскую и западноевропейскую цивилизации. Фундаментальное отличие исключает примирение в едином слиянии обычая и закона. «Одно племя может твердо верить в силу творческой любви и стремиться на ней основать общественный союз; другое племя может вовсе не доверять ей, а, допуская ее только как роскошь, основывать свое благосостояние на законе и принуждении» [7, с. 480–481]. Как после этого с доверием можно отнестись к словам, что «проблема ставилась славянофилами не как замена одного регулятора другим (обычая на закон. — И.И.), а как поиск более широких легитимных оснований правовых установлений» [3, с. 5]? Ю.Ф. Самарин в солидарности с А.С. Хомяковым отмечал, что есть племена, которым свойственно организовывать свою жизнь на началах полюбовных, договорных, и есть племена, которые делают это на основе договора, писаного закона. И что касается Древней Руси, то, как пишет И.В. Киреевский, самое слово «право» в западном его смысле не было известно. Право в западном смысле есть закон. В смысле русском это уже обычай. Какое-либо правило поведения, пишет И.В. Киреевский, постепенно закреплялось в сознании людей и только после того, как было так общепринято, записывалось на бумагу [5]. Но это и есть чистой воды обычное право, лишенное всякого юридизма, типичным примером которого является «Русская правда».