Статья поступила 01.08.2019 г.
Человек в пространстве и визуальном контексте современной культуры, которая репрезентуется в искусственно создаваемых визуальных образах, иначе воспринимает параметры своей идентичности, свое тело, свой облик. Новый тип и уровень самосознания современного человека связан со стиранием гендерновозрастных, социально-классовых границ. Пропадает необходимость самоопределяться по признаку телесной однозначности, определенности (например, с точки зрения достоверной интерпретации и стабильности возрастной и половой маркированности). Визуально в современной социальной среде происходит процесс идентификации вне поля «свой/чужой». Социальная адаптация, социализация происходит в новых условиях, где выбор образа определяется и мотивируется не признаками и требованиями социальной и классово-базисной структуры, а неприятием себя как существа, не нуждающегося в социальном оправдании, наказании, поощрении: «свои» и «другие» имеют единую ценность при признании качественных различий между группами. «Другие» перестают быть врагами или группой, занимающей более низкий статус. «Свои» рассматриваются как ситуативное образование и переход к «другим» — как возможное событие, не меняющее отношение к «своим». Таким событием в сегодняшнем мире может быть смена профессиональной идентичности, когда представители другой профессии — это, конечно, другие, не похожие на меня, но может статься, что я поменяю профессию и стану таким же, как они. Более сложным, хотя и возможным, является изменение территориальной или гражданской идентичности и т.п. На этой стадии человек живет настоящим, а идентичность понимается как не зависящая от внешних обстоятельств, от соблюдения внешних правил, соответствия идеалам и т.п. Взаимодействие с «другими», с представителями аутгруппы, переходит из плоскости конфликта в плоскость созидания продукта… [2. С. 4].
Игорь Чубаров описывает образы монстров и параметры их поведения, правила уничтожения, используя терминологические понятия «исключенные», «гонительская репрезентация»: «Любое общество в различные исторические эпохи преследует и маргинализирует (а порой вытесняет и уничтожает), исключает из своего состава какой-то определенный слой населения по избранному национальному, гендерному, сексуальному или случайному феноменальному признаку…» [6. С. 99]. В связи с этим в образной концептосфере современного кино появляется множество образов, на которые переносится социально необходимая функция уничтожения чужого для снижения уровня маргинализации социальной структуры, нивелирования способностей к социальным изменениям. В то же время увеличивается объем образов с «нулевой» степенью гендерной, возрастной, социальной определенности. Такой образ реализуется в соответствии с необходимостью качественно и безопасно реализовать себя в структуре современного мира. В современной массовой культуре неслучайно актуален постапокалиптический сюжет, в рамках которого актуализируется проблема идентификации личности в структуре современного мира в футурологическом аспекте, в итоге мира, на стадии завершения человечества как социального проекта: «Постапокалиптический сюжет — то есть сюжет, повествующий о деятельной борьбе персонажей за выживание после глобальной катастрофы, связанной с крахом цивилизации (сразу после нее или через длительное время) — занимает на сегодняшний день заметное место в западной массовой культуре…» [5. С. 3].