ВВЕДЕНИЕ
В силу целого ряда обстоятельств возникновение преступных организаций (ПО) в Бразилии было едва ли не предопределено. Слабость государства, высочайший уровень коррупции, огромная социальная поляризация, криминализация населения, особенно в депрессивных регионах по типу фавел и баррио, разрастание пенитенциарной системы, увеличение которой значительно опережало ее качество, огромное транзитное значение Бразилии как территории, через которую осуществляется наркотрафик — все это способствовало возникновению гигантских банд, чье влияние распространилось не только на все 26 штатов и один федеральный округ страны, но и далеко за ее пределами. Благодаря современным информационно-коммуникационным технологиям и принципам организации эти ПО сумели создать высокоустойчивые адаптивные структуры, будучи зачастую деиерархизированными в организационном плане, более напоминая террористические сетевые организации, нежели мафиозную структуру1. Сама социальная среда способствует образованию ПО [4] и поддерживает условия для их распространения через увеличение подконтрольных им районов, которые по своим масштабам сопоставимы с территориями, контролируемыми властями, а также для роста числа членов этих криминальных структур.
В то же время сам феномен подобных ПО (включая транснациональные — ТПО) является чрезвычайно примечательным, поскольку позволяет отслеживать, как именно происходит деконструкция государств под их воздействием, особенно тех из них, где исторически слабы институты власти. В результате, подобные ПО нередко перестают быть только криминальными организациями, чья деятельность выходит далеко за пределы простого извлечения прибыли через незаконную деятельность [2]. Цель настоящей работы состоят в оценке того, насколько бразильские ПО оказались в состоянии заменить собой государство не только в плане демонополизации права последнего на насилие, но и в социальном отношении. Вместе с этим поставлена цель оценить, как изменится в будущем влияние этих организаций — в бóльшую или меньшую сторону. Исследование касается также и через определение положения бразильских ПО на трилатеральном континууме («криминал–терроризм–государство», или КТГ-континуум), предложенный нами в работе «Гибридизация международного терроризма и транснациональной преступности на современном этапе» [6]. Полагаем, данная диаграмма представляет собой мощный исследовательский инструмент, с помощью которого можно отобразить эволюцию сращивания криминальных и террористических структур, а также их интеграцию с государством и даже его замещение. Для проверки этого предположения необходимо на примере разных кейсов проследить то, как происходил процесс гибридизации криминальных и/или террористических структур с государственными институтами, и Бразилия в данном контексте представляется одним из наиболее удачных объектов для подобного исследования.
КЛАССИФИКАЦИЯ БАНД, ГЕНЕЗИС И СПЕЦИФИКА ОСНОВНЫХ БРАЗИЛЬСКИХ ПРЕСТУПНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ
В соответствии с классификацией видного исследователя преступных сообществ и терроризма Джона Салливана2 [18], бразильские крупные ПО/ТПО можно отнести к бандам 2-го или 3-го поколения. Ниже мы приведем полностью классификацию Дж. Салливана.
Банды первого поколения (First Generation Gangs, 1GG) — это традиционные уличные банды с ориентацией на сферу влияния или прибыль. Действуют на нижнем уровне крайнего социального насилия, для них не характерно сильное лидерство. 1GG сосредоточивают свое внимание на защите территории и лояльности банд в своих ближайших окрестностях (часто нескольких кварталов). Когда они занимаются преступным предпринимательством, оно в значительной степени носит оппортунистический и локальный характер. Эти дерзкие банды ограничены в политической сфере и изощренности.
Банды второго поколения (Second Generation Gangs, 2GG) занимаются бизнесом. Они предприимчивы и ориентированы на наркоторговлю. Также они:
— защищают свои рынки и используют насилие, чтобы контролировать своих конкурентов;
— имеют более широкую, ориентированную на рынок, иногда явно политическую повестку дня;
— работают в более широкой пространственной или географической области.
Деятельность ПО 2GG иногда затрагивает многонациональные [3] и даже международные зоны. Их тенденция к централизованному лидерству и сложным операциям по защите рынка ставит их в центр диапазона политизации, интернационализации и изощренности.
Банды третьего поколения (Third Generation Gangs, 3GG) развивают политические цели. Они работают — или стремятся к этому — на глобальном конце спектра, используя свою изощренность, чтобы получить власть, собирать «дань» и действовать как наемники. На сегодняшний день большинство ПО 3GG в основном ориентированы на наемническую деятельность. Однако, по мнению Дж. Салливана, в некоторых случаях они стремились к достижению своих собственных политических и социальных целей.
Кроме того, согласно ранее данному определению [6], транснациональные преступные организации второго и третьего поколения (ТПО 2GG/3GG) — это негосударственные делинквентные субъекты международных отношений, ставящие перед собой криминальные, социальные и де-факто политические цели, способные в течение достаточно длительного времени сохранять налаженные связи в трансграничном масштабе, удерживать территории, создавая там устойчивые и адаптивные командно-контрольные организационные структуры, поддерживая состояние двойного или альтернативного суверенитета, а также формируя парагосударственные псевдоинституты.
Впрочем, далеко не все банды в Бразилии можно отнести к ТПО, но, несомненно, многие из них не ниже уровня 2GG.
Происхождение современных крупных преступных организаций Бразилии берет свое начало либо в период военной диктатуры (1964–1985 гг.) или в 90-е гг. прошло столетия, и практически везде их возникновение имело тюремное происхождение. Например, Красная команда (порт. Comando Vermelho, CV) или Первая столичная команда (порт. Primeiro Comando da Capital, PCC) появились как следствие жестокости со стороны государства, выразившейся в нечеловеческих условиях содержания и насилия в отношении заключенных. Так, в 1992 г. в тюрьме Карандиру (г. Сан-Паулу) произошел бунт, который был жестоко подавлен отрядами военной полиции ROTA (порт. Rondas Ostensivas Tobias de Aguiar) и GATE (порт. Grupo de Ações Táticas Especiais). Вследствие этого погибли 111 заключенных и 35 были ранены (теперь тот инцидент известен как «Резня в Карандиру»). Это стало толчком к организации PCC, которая менее чем за три десятилетия выросла в колоссальную ТПО 3GG, общая численность которой оценивается в 30 тыс. человек3, не говоря про контроль над 100 тыс. заключенными и не считая заключенных в тюрьмах сопредельных стран (например, в Парагвае). Фактически благодаря этому PCC удалось установить контроль над многими тюрьмами, а через них — и над улицами.
Постепенно многие крупные ПО (PCC, CV и более поздние, такие как Северная семья — порт. Família do Norte, FDN, и др.) стали контролировать значительные районы в городах, где они образовывались, а затем и в целых штатах. Основным источником их прибыли является производство наркотиков и наркотрафик (кокаина, марихуаны, крэка), торговля оружием и боеприпасами, контрабанда (например, сигарет и контрафактной продукции (особенно PCC, см. [11])), имеют место ограбления (дерзкие грабежи сейфов с наличностью4, кражи банкоматов5 и грузов), похищения людей и пр. Это приводило к полномасштабным противостояниям между бандами и государственными силовыми структурами (особенно с полицией и военными).
Следует отметить, что в Бразилии разделяют понятия «банды» (порт. gangues) и «фракции» (порт. facções); например, PCC и CV относят к фракциям, т. е. банды имеют гораздо меньший статус. По мнению профессора Луиса Фабио Пайвы, банды определялись доминированием на небольшой территории в определенных кварталах и сосуществовали в системе мести с другими схожими группами [15]. Еще одной характеристикой этих групп было небольшое вмешательство в местную динамику, когда несколько общественных движений и общественных лидеров действовали без их вмешательства. Такая конфигурация просуществовала более двадцати лет, когда тысячи людей были убиты в ограниченных схемах мести (порт. vingança), и одна группа не вторглась на территорию другой [15]. Фракции изменили эти способы совершения преступлений. Они навязали территориальную реконфигурацию и усилили конфликт. Так, субъект, участвующий во фракции, является частью группы, которая действует, например, по всему штату, вмешивается в жизнь сообщества и оспаривает территорию с соперничающей фракцией. Фракции соединили местные группы и сформировали союзы, способствуя конфликту другого, гораздо большего масштаба, и значительно увеличивая вероятность смертельного исхода. Например, в штате Сеара (порт. Ceará) конфликт начал концентрироваться в четырех коллективах, среди которых CV и PCC, а также FDN и местная фракция «Стражи государства» (порт. Guardiões do Estado, GDE). Они начали оспаривать территории и рынки, беспрецедентно контролируя местное население, практикуя запреты преступлений в общинах, предупреждая жителей в их контактах и даже изгоняя людей, подозреваемых в любой связи с вражескими группировками. По сути, разница состояла в том, что банды часто вторгались на территорию конкурирующих группировок, но не занимали территорию врага. В последующем (например, в упомянутом штате Сеара) фракции трансформировались в функциональные коллективы, что привело к конфликту FDN и CV, с одной стороны, и PCC и GDE — с другой. Главная цель состояла в территориальном контроле и фактическом господстве над ними. Тем не менее, вовлеченное лицо (член фракции) больше не участвовало в групповом конфликте внутри самого района, а участвовало в конфликте преступных группировок, действующих на всей территории штата Сеара. Это привело к повышению частоты массовых убийств вследствие споров за территории и общественного контроля над преступностью. Профессор Л. Ф. Пайва считает, что фракция — это не просто организация, модель или структура; прежде всего это способ совершения преступления, который влияет на то, как люди участвуют в совместных действиях [15]. У фракции существуют разные уровни: например, лидеры играют важную роль, есть несколько сегментов, в равной степени связанных, но также есть и множество людей, которые действуют совершенно добровольно. Также можно сказать и то, что преступность — это способ изменить повседневную жизнь и город через коллективные действия людей, по-разному вовлеченных в коллективы, признанные обществом «фракциями» [15].
По сути, схожая картина наблюдается во всех штатах, поскольку фракции возникли внутри тюрем и создали знания и методы, которые сегодня копируются по всей Бразилии. Каждый штат имеет свою специфику, но есть элементы, общие практически для всех групп. Фракции управляют символами, знаками и создают правила и модели поведения, оперируя ценностями, связанными с идеями справедливости, мира и свободы. Эти концепции присутствуют в нескольких манифестах создания этих коллективов. Они работают с идеей, что преступники должны объединиться, чтобы защитить себя и поддерживать друг друга. Л. Ф. Пайва отмечает, что теоретически они обновляют принципы праздничности, присутствующие в социальных системах, составляющих жизнь в обществе6. Государство жестоко поступает в отношении заключенных, поэтому они должны выжить, совершая преступления. Участники фракций убеждены в том, что, несмотря на совершение противоправных действий, они могут действовать этично, уважительно и с точки зрения ценностей, которые полезны для их жизни. Например, PCC и CV — это коллективы, которые работают по всей Бразилии и создали сеть, куда входят не только люди, но и знания и практики, объединяющие этих людей в чрезвычайно сложные и эффективные системы сотрудничества.
Чтобы не допустить путаницу, мы приведем фракции в соответствие с классификацией Дж. Салливана, отметив, что эти ПО следует отнести к бандам уровня 2GG/3GG, а те из них, которые действуют в транснациональном масштабе, — к ТПО 2GG/3GG в соответствии с вышеприведенным определением. Далее мы рассмотрим наиболее характерные примеры фракций и других преступных формирований в Бразилии.
ФРАКЦИЯ PRIMEIRO COMANDO DA CAPITAL (PCC)
Во многих случаях, особенно с PCC, огромную роль в распространении фракций играют тюрьмы, которые, по сути, превратились в «тренировочные центры» и «логистические хабы»7. Мало того: именно вследствие чрезвычайно низкого уровня жизни (нищеты8) часть населения (см. рис. 1) становится фактически идеальными кандидатами для вербовки в ПО, поскольку именно они могут дать защиту, экономическую помощь и своего рода братское единство. Это дает колоссальный эффект на фоне тотальной нищеты, отсутствия социальной лестницы (для подавляющего большинства жителей трущоб и баррио блокирована вертикальная социальная мобильность), коррупции и высочайшего уровня насилия. Так, согласно данным аналитического доклада «The Rise of the PCC: How South America’s Most Powerful Prison Gang is Spreading in Brazil and Beyond», общее количество убитых за последнее десятилетие в Бразилии составляет 550 тыс. (!) человек9, а до этого, за период с 1980 по 2010 г., количество убийств составило свыше 1 млн человек, что превосходит количество жертв в 12 вооруженных конфликтах за тот же период времени [15, 17]. То есть за 40 лет насильственной смертью погибли около 1,5 млн человек, или в среднем 37,5 тыс. человек в год. В абсолютном выражении это больше, чем гибнет в Мексике за последние, наиболее кровавые годы идущей там нарковойны10, а также больше, чем в войнах в Сирии, Афганистане и Йемене. При столь высоком уровне насилия и огромном количестве заключенных существует крайне благоприятная среда для метастазирования PCC, CV, FDN и других фракций и банд.
Рис. 1. Количество заключенных в Бразилии с 2000 по 2019 гг. На декабрь 2019 г., согласно данным World Prison Brief11, их насчитывалось 755 274 человека. Предположительно, в соответствии с прогнозом научного сотрудника Американского института предпринимательства (American Enterprise Institute) Райана Берга (Ryan C. Berg), к 2025 г. их число может составить порядка 1,5 млн человек12. При этом за период с 2000 по 2020 г. население увеличилось с 174,79 млн человек до 211,8 млн человек, т. е. в 1,2 раза13. В то же время количество заключенных возросло более чем в 3 (!) раза. Если прогноз на 2025 г. окажется верным, то по отношению к 2000 г. рост числа заключенных будет более чем пятикратным.
Фактически в тюрьмах создается оптимальная психологическая обстановка для большего вовлечения в криминальную деятельность людей, в т. ч. и после выхода на свободу, которая является естественным и объективным следствием крайне неблагоприятных факторов, генезис которых кроется в государственной политике, длительном периоде социально-политической и экономической нестабильности, географическом положении, оптимальном для транзита наркотиков с территории крупнейших стран-производителей кокаина, марихуаны и ряда других наркотиков (Колумбия, Перу, Парагвай). Кроме того, значительное количество населения Бразилии (213,728 млн человек на апрель 2021 г.) само по себе является огромным рынком сбыта наркотиков, прежде всего, дешевых, например, крэка14, однако есть огромный потенциал сбыта для кокаина и марихуаны15. Примечательно, что почти треть заключенных в Бразилии находятся в тюрьмах за торговлю наркотиками16.
Как мы уже ранее отмечали в одной из своих предыдущих работ, «производство наркотиков росло в странах с высокой военно-политической турбулентностью (Колумбия, Мьянма, Лаос, Таиланд, Афганистан и пр.), т. е. наркотики следуют за геополитической нестабильностью. Однако имеет место и обратное влияние, когда наркопроизводство и наркотрафик ухудшают непростую ситуацию и генерируют новые конфликты. Следовательно, развязывание войны в интересах не только конкретных государственных акторов и наднациональных элит, но и в интересах самих наркоструктур, поскольку замечена связь между усилением военно-политической нестабильности и ростом наркоторговли» [5]. Разница с Бразилией состоит в том, что в эту страну не осуществляется вторжение извне, равно как и отсутствует гражданская война в классическом ее понимании, однако преступность высокой интенсивности является их аналогом, и война между бразильскими фракциями (бандами 2GG/3GG) яркий тому пример. Ситуация в Бразилии напоминает ситуацию в Мексике, где имеет место «… сложный конфликт, в котором правительство и картели воюют, а другие картели также воюют друг с другом. Динамика конфликта идет еще дальше, показывая широкий спектр независимых вооруженных преступных группировок, отрядов партизан и отрядов самообороны»17, т. е. фактически речь идет о гражданской войне. Другое дело, что в случае с Мексикой или Бразилией основными акторами выступают банды всех уровней в соответствии с вышеупомянутой классификацией Дж. Салливана, которые противостоят друг другу и правительству на разных уровнях (муниципальном, штатов и федеральном), а вместе с этим и ополчениям (порт. milícia), представляющие собой специфические криминальные структуры.
ОПОЛЧЕНИЯ
На ополчениях (милициях) остановимся подробней. Согласно работе Zaluar&Conceição [20], термин «милиция» относится к полицейским и бывшим полицейским (в основном военным), пожарным и тюремным надзирателям, прошедшим военную подготовку и принадлежащим к государственным учреждениям. Они берут на себя ответственность защищать и обеспечивать «безопасность» в районах, которым предположительно угрожают торговцам наркотиками. Согласно авторам, эти группы бывших полицейских представляют собой то же явление, которое в 1960–1980-х гг. называлось группами истребления (порт. grupos de extermínio, т. е. эскадроны смерти) в Байшада-Флуминенсе и в Западной зоне города Рио-де-Жанейро. Новизна ополченцев состоит только в расширении бизнеса за счет «продажи» товаров и услуг. Отмечается, что данная характеристика ополченцев в Рио-де-Жанейро также присутствовала в начале деятельности итальянской и североамериканской мафий. Кроме того, контроль над территорией, на которой в настоящее время преобладает военная сила, также становится центральной чертой ополченцев в городе Рио-де-Жанейро.
В 1970-х гг. эскадроны смерти были созданы на окраинах Рио-де-Жанейро. Это были небольшие группы сотрудников полиции, исправительных учреждений и охранников, получавшие деньги от торговцев и предпринимателей для предотвращения преступлений в данной местности [14]. Разница в отношении эскадронов смерти состоит в том, что хотя они и состоят из полицейских, нападают только на местных торговцев и убивают по приказу. То есть эскадроны смерти ближе к образу деревенских боевиков, чем торговцев безопасностью. Кроме того, отличие и в том, что члены ополчений продолжают пытаться занимать все больше мест в законодательной и исполнительной ветвях власти, создавая сети внутри них, а также в судебной системе.
В исследовании Лаборатории анализа насилия (порт. Laboratório de Análise da Violência) была создана концепция ополчения, которую, суммируя ее пять основных характеристик18, можно представить следующим образом:
1. Территориальное и численное преобладание иррегулярных вооруженных формирований на сокращенных территориях.
2. В определенной степени принуждение в отношении жителей и торговцев.
3. Мотивация личной выгоды как центральный элемент в дополнение к предлагаемым риторическим обоснованиям.
4. Речь о легитимации, связанной с освобождением от торговли наркотиков и установлением охранного порядка. В отличие от, например, торговли наркотиками, которая навязывается просто путем насилия, ополченцы намеревались представить себя как положительную альтернативу.
5. Участие вооруженных государственных агентов на командных должностях.
Сами ополчения изначально демонстрировали свою деятельность, но в последние годы стали более скрытными и используют насилие более экономно. В целом их поведение стало сдержанней, однако сказанное не означает, что контроль становился менее тираническим19. При этом ополчения за провинности не обязательно наказывали убийствами или иными формами физического насилия. Для управления задействовались такие наказания, как домашний арест, общественные работы и т. п.20 (т. е. на территории, которую контролирует конкретное ополчение). Любые спорные вопросы должны решаться только с ополчениями, а не с полицией, поскольку одна из основных задач для ополчения — недопущение проникновения полиции на подконтрольную им территорию. Эти организации строят свой контроль над территорией и «над народным воображением»21. Одной из важнейших характеристик территориального владения является то, что ополчение не позволяет никому убивать без предварительного уведомления и разрешения. Признание способности людей убивать без разрешения ополчения способно поставить под сомнение их монополию на насилие. Это их отличает от государства, которое имеет монополию на законное насилие. Ополченцам законность в этом не нужна, главное, чтобы насилие было исключительным22, т. е. они обладали исключительным правом на него. Насилие отвечает социальному требованию, хотя как только определенные границы превышаются, это может вызывать сильное социальное неприятие.
Исследователи отмечают, что сами методы территориального владения ополчений стали более тонкими и менее заметными23. Если в 2006 и 2007 гг. большинство общин упоминали о патрулировании ополченцев и контроле доступа к сообществам с показателем, аналогичным уровню торговле наркотиками, то пять лет спустя, в 2011 г., патрулирование и демонстративность стали менее распространенными. По ряду сообщений ополченцы стали обходить населенные пункты только ночью или не делают этого совсем. В некоторых местах ополченцы появляются только тогда, когда их вызывают для проверки или разрешения конфликта. Эта стратегия близка к эскадронам смерти, а также к модели «хозяина холма» (порт. dono do morro) в ряде общин, где контроль осуществляется ненавязчиво, без постоянного присутствия и без контроля доступа. Также отмечается, что среди ополченцев присутствуют государственные агенты, а именно полицейские или бывшие полицейские. Это дает большую свободу в действиях, по всей видимости, как способ защиты от уголовного преследования.
Среди источников прибыли ополчения, помимо «платы за защиту», наиболее распространено взимание альтернативных транспортных сборов, продажа газа, воды, пиратские услуги Интернета и кабельного телевидения (подпольная телекоммуникационная деятельность). В некоторых из этих видов деятельности члены ополчения доминируют. Другой источник незаконной прибыли — это налогообложение передачи или аренды недвижимости, а также прямое присвоение недвижимости. Некоторые ополченцы вторглись и в другие сектора, например в ростовщичество24. В отношении запрещенных наркотиков большинство ополченцев строго запрещают их торговлю, угрожая за это суровым наказанием, часто казнью. С другой стороны, некоторые ополченцы терпимо относятся к потреблению, если оно осуществляется частным образом. Однако есть группы ополченцев, которые напрямую получают выгоду от наркоторговли.
Примечательно, что, как и в случае, например, с сальвадорской ТПО Mara Salvatrucha (MS-13), ополчение оказывает социальные25 и даже медицинские услуги. Так, ополчение г. Кампу-Гранди во главе с Жероминью (порт. Jerominho) создало широкую систему помощи, включая медицинскую и стоматологическую, которая рухнула вместе с политической базой, которая ее поддерживала26. Подобный эффект — достаточно распространенное явление, когда криминальные структуры добиваются значительного контроля (господства) на определенной территории. Вследствие того, что в этих зонах беззакония деятельность государства и социальных институтов ограничена или отсутствует как таковая, их роль на себя примеряют ПО/ТПО. Подобные явления распространены и в Мексике, где местные наркокартели также вытеснили государство из целых регионов.
Многие представители ополчения одновременно занимают государственные посты (полиция, МЧС и пр.), поэтому знают государственный аппарат изнутри, а вместе с этим и методы проведения расследований. Следовательно, они в состоянии предпринять меры предосторожности, чтобы оградить себя от того, что могло бы им нанести вред. Тот факт, что многие ополченцы — влиятельные люди, знающие систему уголовного правосудия изнутри, позволяет им вмешиваться в судебные процессы против них. Более того, наблюдается тесная интеграция ополченцев с политическим полем государства, что также осложняет противодействие им. Несмотря на то, что в конце нулевых годов по ополчениям все же был нанесен удар, исследователи отмечают, что этого оказалось недостаточно для их разгрома. Фактические данные ПО сумели адаптироваться к новой реальности27. Немаловажен и тот факт, что ополченцы сумели выдвигать своих кандидатов на муниципальных выборах, поэтому ополчения действительно показали высокую адаптабельность к новой реальности. Удары со стороны государственных ведомств по ополчениям в конечном итоге приводили лишь к тому, что образовавшийся вакуум заполнялся новыми группами.
Стоит отметить, что ополчения ведут ожесточенное противоборство между собой (например, противостояние между ополчениями «Лига Справедливости» и «Чико Бала», порт. Liga da Justiça, Chico Bala), однако довольно часто возникают внутренние конфликты в одном отдельно взятом ополчении (например, в Рио-дас-Педрас, порт. Rio das Pedras)28. Вместе с этим фиксируется отсутствие свидетельств консолидации ополчений в структуры более высокого масштаба, но в то же время отмечается повышение уровня организации ополчений и подозрений в существовании определенных договоренностей между этим организациями во избежание взаимных обвинений в судебных процессах. Также специалисты и представители органов власти бразильских муниципалитетов довольно единодушны во мнении, что без ликвидации экономической базы борьба с ополчениями будет неэффективной29. Впрочем, следует добавить, что вряд ли проблема кроется только в экономических реалиях Бразилии и конкретных ее штатов, поскольку экономика — только часть целого. На системном уровне, при существующем высочайшем уровне неравенства30 и коррупции, эффективная экономика с ликвидацией экономического базиса нищеты невозможна.
Наконец, нельзя забывать о социокультурных и исторических факторах, имеющих огромное значение для генезиса подобных организаций. Текущие условия в Бразилии консервируют и усугубляют данную проблему, нежели способствуют ее разрешению. Так, многие респонденты, опрошенные в ходе исследования No Sapatinho. A evolução das milícias no Rio de Janeiro, отмечали, что ополчения появляются потому что «государство не было там, где должно быть»31. Местные жители воспринимают власть ополчений по-разному: одни отвергают, но другие даже защищают порядок, установленный этими группами, т. е. их считают как минимум меньшим злом по сравнению с присутствием государства, что само по себе довольно симптоматично. Отмечается эволюция типа контроля ополчениями над территорией со смещением от видимого контроля доступа на данную территорию (более свойственного наркоторговцам) к оперативному реагированию по требованию жителей. Этот тип социального контроля ближе к эскадронам смерти, которые вмешиваются гораздо незаметней, но с крайней жестокостью. Такой тип контроля («по требованию») весьма напоминает деятельность частных охранных компаний в нескольких странах, которые не обладают достаточным количеством сотрудников для патрулирования общественных мест, но зато они гарантируют быстрое реагирование на любой звонок.
Исследователи зафиксировали несколько признаков ополчения в штате Рио-де-Жанейро:
1) контроль над небольшими территориями и их населением со стороны иррегулярных вооруженных групп, которые эффективно прибегают к насилию (или готовы его применить);
2) принуждение местных жителей и торговцев (терпимость к ополчениям присутствует, однако запугивание и принуждение — обязательные составляющие, иначе ополчения мало чем отличались бы от частных охранных компаний);
3) прибыль — важнейшая цель для ополчений, хотя это не исключает попытки реализации параллельных программ социального и морального направления (борьба с употреблением наркотиков и т. п.), однако эти мотивы всегда вторичны по отношению к прибыли;
4) командные должности, занимаемые сотрудниками общественной безопасности государства, действующими в частном порядке;
5) введение обязательных сборов с резидентов или торговцев в обмен на предполагаемую защиту и/или применение принудительных монополий в отношении определенных продуктов и услуг, потребляемых в сообществе. Принуждение также присутствует, что и отличает ополчения от частных охранных компаний.
Таким образом, ополчения продолжают метастазирование в Бразилии, причем и за пределами штата Рио-де-Жанейро.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В заключение отметим, что генерация ПО уровня 2GG/3GG в Бразилии обусловлена несколькими основными факторами. Внутренние:
1) расовый фактор;
2) социальный апартеид (классовое неравенство);
3) коррупция.
Внешние факторы, связанные с кризисом капиталистической системы, которые ведут к:
1) уходу значительной части глобальной экономики в криминальный сектор вследствие кризиса;
2) пропаганде наркотиков мировыми группами влияния и созданию ими условий, способствующих росту потребления наркотиков, что стимулирует рост их производства.
Мировой децентрализованный характер наркоиндустрии и глобальных цепочек поставок наркотиков требует усложнения ПО и, как следствие, стимулирует этот процесс, чему способствует и экспансионистская природа ПО, также основанная на специфике сложных социальных систем, к которым относятся банды 2GG/3GG, включая и бразильские. Следовательно, сама природа капиталистической системы и ее финальной фазы существования также лежит в основе возникновения ПО высокого уровня организации, чье появление и эволюция являются одной из важнейших причин деструкции государств даже тогда, когда формально против них не ведутся войны внешним агрессором.
Кроме того, нарастание кризисных процессов капиталистической системы с ее приближением к точке бифуркации особенно негативно сказывается на ее периферии, и Бразилия — один из примеров таких зон. Кризис наносит наиболее сильный удар, прежде всего, именно по периферийному капитализму, что дополнительно усугубляет социально-экономическое положение внутри периферийных государств, усиливая эффекты неравенства, провоцируя социально-политические потрясения, криминализацию общества и т. п. Таким образом, возникает все больше питательной среды для возникновения криминальных и террористических структур и образуется замкнутый круг. Но это только одна из сторон, откуда наносится удар по государству.
С другой стороны, криминализация глобальной капиталистической экономики еще больше стимулирует появление ПО/ТПО такого масштаба и уровня организации, которого никогда не существовало в истории человечества. К ним наиболее уязвимы те страны, чьи институты были изначально несовершенны и/или вследствие длительного воздействия неблагоприятных факторов сильно деградировали. В результате, возник эффект взаимного усиления двух факторов — усложнения ПО и увеличения их числа при параллельном ухудшении социально-экономической ситуации в стране, дополнительно усугубленной распадом государственных институтов. Параллельно наркотрафик и его рост как следствие кризиса капиталистической системы и все большего ее ухода в криминальную область выступает в роли внешнего по отношению к Бразилии (и ряду других периферийных государств) экстремальным деструктивным фактором, наносящим урон этому государству и сопоставимый с тем, который оно могло бы получить в результате поражения в прямой войне с другим государством или целой коалицией, да еще и с применением оружия массового поражения.
Поэтому воздействие ПО, наркоиндустрии и кризиса капиталистической системы является наиважнейшим интегральным внешним деструктивным фактором, способствующим деградации государственных институтов Бразилии. Практически нет сомнений в оказании влияния данного эффекта не только на Бразилию, но и на другие государства, которые также системно деградируют вследствие вышеописанных причин. В ряде аспектов они имеют общее с Бразилией, но есть и заметные отличия от ситуации в ней. Данный вопрос требует дальнейшего исследования, поскольку нет никаких сомнений в исключительной важности обсуждаемых процессов, которые в будущем станут оказывать все большее разрушительное влияние на существование государств, что возымеет глобальные последствия. Поскольку у этого процесса фундаментальные причины, а вызванный ими рост наркоиндустрии ведет к увеличению ресурсной базы ПО и их усложнению, будет правомерно сделать прогноз, согласно которому в последующем возникновение банд 3GG и разрушение государств (утрата территориального контроля их правительствами, гибридизация государственных институтов и банд и т. п.) продолжится по нарастающей с возникновением криминальных квазигосударственных образований и даже потенциально кримогосударств, которые заменят собой государства в ряде регионов мира, образуя параллельную девиантную глобализацию [1] в виде сложнейшего переплетения гигантских сетей из делинквентных негосударственных и кримогосударственных субъектов. Бразилия с существенно отличной от нуля вероятностью может пойти таким путем. Несомненно, этому будет противодействовать функционирующая часть государственной системы Бразилии. Этому же способствуют и системные противоречия внутри существующей бразильской социально-экономической модели, преодоление которых маловероятно внутри нее самой, также усиливаемые чрезвычайно пагубным фактором, а именно ростом наркоиндустрии, стимулирующим переход на новый организационный уровень банд, фракций и ополчений.
Конфликт интересов. Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Финансирование. Исследование выполнено на безвозмездной основе.
Conflict of interest. The author declares no conflicts of interest.
Financing. The research was carried out free of charge.