Для традиционной культуры подобная интертекстуальность является выражением традиции, где каждый текст сам по себе не имеет ценности, а является лишь одним из вариантов, вместе образующих традицию, он «по своей природе не является «имманентным» /в отличие от текста новой литературы/ и взятый только как текст НЕ выявляет значительной доли содержания» [8, c. 165]. Поэтому в качестве семантической единицы народной лирики выступает традиционная формула, где «значение» текста находится за его пределами, а переход от текста к значению осуществляется только через формулы [8, c. 136]. Поэтому связность в традиционных текста находится не на уровне сюжета (он изобилует алогизмами), а на уровне формул и «глубинных традиционных смыслов» [12]. Эти единицы формульного фонда каждый раз выбираются разные — в соответствии с потоком различных переживаний, а затем складываются в произведение. При этом завершенностью этот текст не обладает, он «чаще всего просто обрывается, так как пресекается поток переживаний. У текста нет завершенности, конец его проблематичен, как проблематично и понятие цельности» [12]. Подобная формульность предполагала наличие такого качества традиционного творчества, как интерактивность, когда все знающие эти формулы, подключались к творению произведения.
Такой тип творческой связи описывается М. Горьким в рассказе «Как сложили песню»: «Устимья говорит бойко, но деловито: — Ну-кось, Машутка, подсказывай… — Чего это? — Песню сложим… И, шумно вздохнув, Устинья скороговоркой запевает: «Эх, да белым днем, при ясном солнышке, Светлой ноченькой, при месяце»… Нерешительно нащупывая мелодию, горничная робко, вполголоса поет: «Беспокойно мне, девице молодой»… А Устимья уверенно и очень трогательно доводит мелодию до конца: «Всё тоскою сердце мается»… Помолчав, … она снова ловко заиграла словами и звуками: «Ой, да ни зимою вьюги лютые, Ни весной ручьи веселые»… Горничная, плотно придвинувшись к ней, положив белую голову на круглое плечо ее, закрыла глаза и уже смелее, тонким вздрагивающим голоском продолжает: «Не доносят со родной стороны Сердцу весточку утешную»… «Васильки-цветы в полях зацвели», — задумчиво поет Устинья, сложив руки на груди, глядя в небо, а горничная вторит складно и смело: «Поглядеть бы на родные-то поля!» И Устинья, умело поддерживая высокий, качающийся голос, стелет бархатом душевные слова: «Погулять бы, с милым другом, по лесам!».. Кончив петь, они длительно молчат, тесно прижавшись друг ко другу; потом женщина говорит негромко, задумчиво: — Али плохо сложили песню? Вовсе хорошо ведь…» [4].