Для меня проблема взаимоотношений между культурой, коммуникацией и образованием — это вопрос не теории, а практики. Кафедра истории и теории культуры Института кинематографии, на которой я работаю, поручила мне подготовить программу «Экранная культура как объект культурологического исследования». Следовательно, нужно было изложить проблематику массовой коммуникации на языке культурологии, чтобы это было понятно студентам.
Для того чтобы понять наши успехи и поражения в популяризации знаний о культуре и культурологии (а эта популяризация предпринимается в разных каналах коммуникации), нужно отдавать отчет в том, что такое коммуникация, что такое массовая коммуникация, природа и функции коммуникации. Почему коммуникация, если заходит речь об образовании? Дело в том, что с ее помощью доносятся не только информация и знания. Коммуникация помогает донести знания. Но она деформирует и трансформирует восприятие, постижение знаний, вытесняя из образовательных процессов другие формы. Она организует эти знания, причем по-новому. Это, несомненно, затрагивает и образование, и культуру.
В каких же отношениях между собой находятся коммуникация и культура? Может быть, массовая коммуникация — не популяризатор культуры, ее созидатель, а разрушитель? Может быть, ее можно не только использовать для популяризации и пропаганды культуры? Пора задаться вопросом, не является ли она эффективным разрушительным рычагом культуры. Но какой культуры? А. Моль, например, отвечает: гуманитарной.
Те технологии, что возникли в XX веке, на основе которых функционируют фотография, кино, телевидение, а затем и компьютерные технологии, Интернет, — это ведь и в самом деле настоящее чудо. Все перечисленные мною формы коммуникации — звенья становления виртуальной цивилизации, природу которой мы только сейчас начинаем постигать. А смысл-то этой цивилизации, наверное, состоит в том, что она реабилитирует те слои опыта и культуры, которые в Новое время ушли на «дно», в подсознание культуры. Проект модерна их актуализации не способствовал. Это те слои человеческого опыта, которые не поддаются выявлению с помощью познавательных средств, утвержденных в эпоху модерна. И это чудо породило восторг от действия СМК, а также апологетическое к ним отношение. Такой цели — апологии массовой коммуникации — никто перед собой сознательно не ставил. Но так получилось. Это следствие вторжения мощных технологий. И нужно сказать, что, пожалуй, пока никто так до конца и не разобрался в проблеме, в каких отношениях находятся СМК и культура. Это пока открытый вопрос.