Один из основных вопросов, возникающих в ходе исследования современной молодежной аксиологии, — представляет ли современная молодежь России аксиологическое единство? Целостность молодежной культуры обеспечивалась ее ценностной спецификой, контрастирующей по многим параметрам с культурой взрослых. Эта контрастность осмысливалась исследователями как закономерный протест нового поколения против мира взрослых, к участию в котором доступ молодежи был закрыт или в значительной степени затруднен. Пафос протеста — свойство, традиционно выделяемое в качестве основного при характеристике молодежной субкультуры, — связан и с тем, что старшее поколение традиционно выступало хранителем ценностей, обеспечивая стабильность общества и трансляцию культуры, молодежь же стабильно оказывается источником новаций, обеспечивая жизнеспособность общества и адаптивность культуры к меняющимся наличным условиям бытия.
В ценностном отношении современная молодежь России если и не однородна, то все же обладает некоторой внутренней целостностью. Ниже мы охарактеризуем аксиологическую модель[footnote]1[/footnote] современной российской молодежи, однако отметим сразу, что к такой модели в значительной степени приходят и общественные группы среднего возраста; молодежная аудитория в этом плане лишь более последовательна.
Многие социологические исследования в качестве базовой ценности современной молодежи называют потребление. Между тем очевидно, что этот набор благ не осмысливается молодыми людьми как самодостаточный, а лишь оказывается обязательным условием/ частью для достижения более высоких целей (счастья, самореализации), или условием для достижения психологического комфорта, или (реже, характерно для маленьких городов) одним из условий успешности социализации.
Жизнь человека (и прежде всего собственная) зачастую как бы изымается/исключается из представления о течении времени; представления о смерти и старости игнорируются и в аксиологии общества, и на индивидуальном уровне. Самые распространенные ответы молодого человека на вопрос о смерти — «Я о ней не думаю», «Смерти нет», причем не в христианском значении бессмертия души, а в смысле невозможности представить конечность собственного телесного существования и соотнести свои решения/выбор/поступок с этим драматическим фактом.