Такия люди, таково и сочинение.
Наполнили они сочиненное свое уложенье пристрастными статьями, по которым каждый хотел или свои дела решить, или, начавши новые, воспользоваться разорением других.
кн. М.М. Щербатов, «О повреждении нравов в России», 1789 г.
Поводом к написанию статьи стала норма Национального плана противодействия коррупции на 2018–2020 гг., предписывающая усовершенствовать законодательство в случаях, «когда несоблюдение запретов, ограничений и требований, установленных в целях противодействия коррупции, вследствие обстоятельств непреодолимой силы не является правонарушением» (п. «в» ст. 1). Здесь озадачивает сама постановка вопроса, ведь форс-мажор есть понятие преимущественно гражданско-правовое, относящееся к невыполнению обязательств по договорам, к тому же ч. 3 ст. 401 ГК РФ напрямую говорит о предпринимательской деятельности. Соответственно, либо антикоррупционное законодательство вскоре будет содержать собственную конструкцию чиновного форс-мажора, либо мы имеем дело с коммерческим подходом к коррупции — в духе теории американца Мансура Олсона. Говоря о «государстве, дополняющем рынки», он подразумевал централизованную систему принуждения к исполнению договорных обязательств, поскольку «на практике защита прав собственности силами конкурирующих частных правоприменяющих агентств приведет к конфликтам» [4]. Стало быть, признав коррупцию видом бизнеса, государство тщится обуздать наиболее недобросовестного конкурента — себя же (в лице чиновничества), при этом употребляя властный ресурс, монополию на принуждение.
Модное делегирование полномочий всё больше напоминает откуп.
Заметим: в олсоновской концепции коррупции самое слабое место — выявление первопричины. С позиции предпринимательства неиспользование любого шанса — уже упущенная выгода. В чем же тогда винить госсл ужащи х, владеющих привилегиями администраторов? Логика чиновников безукоризненна, как в блистательном афоризме М. Светлова: «меняю гнев на милость, с этой разницы и живу». Продолжая нездоровые бизнес-аналогии, можно уподобить откаты налогам, взятки — инвестициям, а предварительный сговор — договору. И дело здесь не столько в желании бюрократов иметь гешефт опричь положенного жалования, сколько в осознании благодатной возможности по-браконьерски глушить рыбу в мутной водице деидеологизированных (а значит — дезориентированных) реформ. Именно эта среда порождает безответственность и безнаказанность, более того — формирует свои, коррупционные, принципы договорной дисциплины — неформальные и потому более приемлемые в смысле выполнения и неотвратимые в плане ответственности, безо всяких форс-мажоров.