Проблема суицидального поведения носит междисциплинарный характер и находится на стыке многих дисциплин, как медико-биологических, так и гуманитарных и является одной из центральных в общественном здравоохранении. Несмотря на то что уровень суицидов в России за последние двадцать лет постепенно уменьшается, распределение показателей суицидальной активности на территории РФ является весьма неравномерным (уровень, оцениваемый экспертами ВОЗ как критический выше 20 случаев на 100 000 населения). Есть регионы с нулевой суицидальностью, как, например, Республика Ингушетия, есть регионы со сверхвысоким уровнем суицидов — Чукотский автономный округ — 23,7 случая на 100 тыс. населения. При этом отмечаются крайне тревожные тенденции в виде «омоложения» суицидов в нашей стране. По данным В.Ф. Войцеха [1], за год в Российской Федерации от суицида погибает около 3000 детей и подростков — из них 20 детей в возрасте от 5 до 9 лет, 400–420 детей в возрасте от 10 до 14 лет и примерно 2500 от 15 до 19 лет. Наиболее высока частота суицидальных мыслей и попыток в возрасте около 15–16 лет. В докладе уполномоченного по правам ребенка при президенте Российской Федерации за 2021 год [2], согласно сведениям, представленным 85 субъектами Российской Федерации, следует, что число попыток суицида среди несовершеннолетних за последние три года увеличилось почти на 13% с 3 253 до 3 675 (2019 год — 3 253, 2020 год — 3 051, 2021 год — 3 675). Существенно выросло на 92,5 % и число повторных попыток суицида со 188 до 362 (2019 год — 188, 2020 год — 296, 2021 год — 362). Уполномоченные по правам ребёнка в субъектах РФ, анализируя сложившуюся ситуацию, выделяют следующие причины суицидального проявления поведения и поступков несовершеннолетних: отсутствие взаимодействия в семье, ссора, конфликты родителями; психические расстройства ребёнка; несчастная любовь; ссоры со сверстниками, недовольство своей внешностью; проблемы в обучении; влияние противоправной информации в сети Интернет. Как видим, причинами суицидальных проявлений на первом месте перечислены внутрисемейные проблемы. При этом, даже не являясь очевидной причиной суицидальной попытки, внутрисемейные проблемы оказывают существенное влияние на адаптационные ресурсы подростка и способствуют формированию суицидального поведения. Более подробно проблемы патогенного родительского поведения изучал Д. Боулби [3], который выделил следующие его типы, нередко сочетающиеся между собой: а). постоянную невосприимчивость родителей к добивающемуся заботы поведению ребенка и/или его активное отвержение; б). частые периоды прерывания родительской заботы, включающие в себя периоды пребывания в больнице или детском учреждении; в). постоянные угрозы нелюбви к ребенку со стороны родителей, используемые как средство контроля над ним; г). угрозы родителей уйти из семьи, используемые ими либо как метод дисциплинирования ребенка, либо как способ принуждения партнера по браку; д). угрозы со стороны одного родителя бросить или даже убить другого родителя, или же покончить жизнь самоубийством; е). принуждение ребенка ощущать себя виноватым, утверждая, что он ответственен за болезнь или смерть родителя. Подростковый возраст является относительно непродолжительной, но наиболее важной возрастной категорией, в аспекте манифестации и закрепления проявлений суицидального реагирования. У большинства суицидентов, независимо от возраста, в момент совершения суицида сохраняется амбивалентное отношение к своему желанию умереть, но особенно ярко это проявляется в подростковом возрасте. При обсуждении данной проблемы неизбежно возникает вопрос: является ли психическая патология необходимым условием для совершения суицидального акта? В психиатрическом сообществе принято мнение, что это действительно так, подкрепляемое рядом исследований, проведенных с помощью метода психологической аутопсии, предложенного Э. Шнейдман [4]. Так, A. Fleischmann et al. [5], проанализировав подобные исследования суицидальной молодежи, пришли к выводу, что в 88,6 % случаев у подростка присутствует по крайней мере одно психическое нарушение. При этом наличие психической патологии является более вероятным в возрасте 16–19 лет, чем в более ранние возрастные периоды [6]. Несмотря на то, суицидальное поведение в литературе традиционно связывают с депрессивными расстройствами, некоторые авторы [7], указывают, что в детском и подростковом возрасте депрессия не является необходимым фактором суицидальных попыток, а суицидальный риск больше связан со вспыльчивостью, импульсивностью и агрессивным поведением. В процессе анализа суицидальной попытки подростка, и при посмертном сборе анамнеза завершенного суицида («психологической аутопсии» по Э. Шнейдману) вопросы обычно центрируются вокруг проблем, связанных с частотой, интенсивностью и продолжительностью негативного опыта и негативных эмоций. Вместе с тем необходимо отметить, что при завершенном суициде доступны для анализа именно события жизни подростка, особенно при отсутствии у него диагностированной при жизни психической патологии (а это подавляющее большинство случаев). При этом, разумеется, возможности судебных психиатров-экспертов для вынесения суждения о наличии прижизненных психических расстройств у подростка и существенном влиянии негативных психологических факторов на его поведение являются весьма ограниченными и определяются полнотой и качеством собранных материалов дела. Нередко анализ имеющихся материалов не позволяет установить убедительные причинно-следственные связи между негативными событиями жизни подростка и совершенным суицидом, который представляется чрезмерной и неадекватной реакцией на возникшие жизненные проблемы. Вместе с тем, подчас на чрезвычайную незначительность внешних поводов, приводящих к самоубийству у детей и подростков, указывал ещё В.М. Бехтерев [8]. Среди социальных факторов, он указывал на негативные аспекты школьной среды: «нельзя также не обратить внимания на состояние школы, как на причину самоубийства». Среди причин «школьных» суицидов В.М. Бехтерев выделяет страх перед началом занятий, трудности заучивания заданных материалов, дурные отметки и провалы на экзаменах, неполучение ожидаемой награды. Вместе с тем, В.М. Бехтерев отмечает, что «не подлежит сомнению, что вышеуказанные моменты действуют сильнее всего у лиц, предрасположенным к аффектам, вследствие наследственности и других условий, у лиц вообще нестойких в нервно-психическом отношении и слабохарактерных. Отсюда понятно, почему самоубийство совершается иногда по самым незначительным поводам, иногда даже из-за потери нескольких копеек». В отличие от импульсивного суицидального поведения свойственного подросткам, истинное суицидальное поведение у взрослых, имеющее в своей основе высокую опосредованность осознанными намерениями индивида, занимает более длительный период формирования, при этом степень влияния средовых факторов в динамике существенным образом снижается, а уровень депрессивной симптоматики возрастает [9]. Феномен возрастания частоты суицидов у современной молодежи необходимо рассмотреть в контексте современного общественного сознания, одной из наиболее ярких характеристик которого является так называемое «клиповое» (фрагментированное) сознание [10]. Клиповое сознание формируется виртуальной реальностью, цифровыми технологиями. так называемой «клиповой культурой», наступление которой провозгласил Э. Тоффлер [11]. Клиповая культура создается таким инструментом, как господство средств массовой коммуникации, через которые создается особый способ представления и восприятия информации. Клиповая культура строится как информационно заданная мозаичность и фрагментарность создаваемого образа (соответственно и идентичности человека). Отрывочность несвязанной информации провоцирует алогичность, разрозненность, не целостность в восприятии картины мира. Яркие визуальные и аудио образы отпечатываются в сознании подростка, оказывая сильное влияние на нейроны неокортекса, связанные со зрительным и слуховым восприятием, и подавляют нейронные структуры, связанные с памятью, социальным обучением, затрудняя таким образом, преемственность поколений и взаимопонимание подростков с представителями старших возрастных групп. Клиповое сознание патологически меняет личность, атрофируя у детей и подростков способность самостоятельно мыслить и чувствовать. Оно заменяет потребность в систематическом знании эрзацами фрагментарной информации, адекватность мировосприятия внешними эффектами, искажая смысл и цель жизни погоней за эффектными «красивыми» жестами, порождая скольжение по поверхностным смыслам, нежелание читать, неумение сосредоточиться, анализировать, обобщать, познавать мир и себя. У подростка вместо его поступательной онтологической социализации и интеграции «Я» в окружающую действительность формируется своего рода «полевое поведение» более свойственное в психиатрии для детей с грубыми нарушениями в эмоционально-волевой сфере в виде явлений психического аутизма, а в эволюционном плане возникают аналогии с поведением простейших микроорганизмов, для которых свойственны элементарные реакции на внешние стимулы, например, бегство в ответ на химический раздражитель («хемотаксис»). Помимо кардинальных изменений социального и информационного пространства в последние десятилетия по некоторым данным произошёл качественный скачок в и особенностях нейрофизиологии мозговой деятельности, в частности латерализации функций мозга, особенно у детей, рождённых после 2000 года. Необходимо пояснить, что в своё время J.E. Bogen [12] предложил модель межполушарного и интраполушарного влияния на протекание различных психических процессов. Согласно этой модели, головной мозг индивида может быть представлен в виде четырех квадратов. При этом левое полушарие обеспечивает противопоставление «Я» индивида окружающему миру, т. е. обеспечивает процессы персонификации и аутоидентификации. Иными словами, можно сказать, что высокий уровень функциональной активности левой гемисферы обеспечивает так называемый «птолемеевский» взгляд на мир, под которым понимается осознание себя, своего психического «Я» в центре окружающего мира. С другой стороны, правое полушарие, согласно модели J.E. Bogen обеспечивает представительство мира в самом себе, внутри своего «Я». Это обеспечивает психические процессы, противоположные процессам, связанным с функцией доминантного полушария. При этом чрезмерная активность правого полушария a priori должна содействовать так называемому «коперниковскому» повороту, при котором снижено осознание своей психической индивидуальности и, напротив, имеется ощущение себя частью коллективного сознания. Наряду с этим, можно считать, что состояние активности правого полушария является той основой, которая обеспечивает сохранение в памяти всего человечества определенных мифологем. Иными словами, правое полушарие отвечает за так называемое «коллективное бессознательное» по К. Юнгу. Как отмечают Н.Н. Брагина, Т.А. Доброхотова [13], принцип симметрии-асимметрии может быть применим и при изучении сознания — психики человека как выражения функций парно работающих полушарий целого мозга и использование данного принципа раскрывает неожиданные ракурсы понимания психики человека. Клинические наблюдения позволяют думать, что дифференцирующиеся в рамках индивидуального времени человека его настоящее, прошлое и будущее соотносятся с разными пространствами мозга. Например, будущее время предполагается соотносящимся с передними отделами, преимущественно левого полушария, а прошлое — с задними отделами, преимущественно правого полушария мозга. Могут быть также предприняты попытки поставить вопрос о запретах и разрешениях на психические явления в зависимости от специализации полушарий. Данные указания представляются весьма важными, так как «запреты» на определенные психические явления или психомоторные акты (например, в плане суицида или криминальной агрессии) могут быть связаны и с факторами латерализации функций в зависимости от культуральных влияний. В восьмидесятые годы прошлого века исследователи обратили внимание на нарастание популяции леворуких детей и детей со скрытым левшеством. Если ранее считалось, что леворукие составляют около 10 % в популяции, то в 90-х годах их число увеличилось до 15–17%. Затем появились сообщения о качественно иной группе детей — амбидекстров, «двуруких», а внутри группы амбидекстров, по результатам некоторых исследований, появились дети с уравновешенной право-левой латеральностью по мозговым процессам, для обозначения данного феномена был предложен термин «амбицеребральность» [14]. Группа детей с амбицеребральностью находится внутри группы амбидекстров их число колеблется от 27% до 70% и имеет тенденцию к увеличению. По наблюдениям, у детей с амбицеребральностью происходит спонтанное переключение правого и левого мозга, что сопровождается полярным (резко меняющимся) поведением детей и может служить одной из причин для формирования синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). В околонаучной литературе данная категория также получила название «детей Индиго», которым приписывают различные необычные способности. Это объясняют тем, что у большинства взрослых преобладает последовательное, линейное (логическое) мышление, а у нового поколения детей формируется «многомерное» мышление. Поэтому они легко ориентируются в навигации незнакомого мобильного телефона, осваивают новые компьютерные игры и т. д. С другой стороны, это способствует формированию «клипового» мышления в следствие фрагментарного восприятия и обработки поступающей информации, не соединённой в единую систему миропонимания. Таким детям также свойственна повышенная эмоциональная чувствительность и чрезмерные реакции на внешние социальные стрессовые факторы, порой несущественные с точки зрения взрослых. Представляется очевидным, что «клиповое мышление» соотносится с доминированием правого полушария мозга, деятельность которого связана с образным мышлением, и подавлением логических структур психики, функционально локализованных в правом полушарии (необходимо отметить, что доминирование того или иного полушария мозга в процессе деятельности не связано напрямую с право или леворукостью). С данной точки зрения становится более понятна разница между детско-подростковой и взрослой суицидальной активностью. Если у взрослых как правило истинные (завершённые) суициды, это результат длительного периода формирования решения уйти из жизни, опосредованного осознанными намерениями индивида и определяются левополушарными когнициями (хотя, как правило, ложными и искаженными аффективной патологией), то ювенальный суицид — это алогичное импульсивное действие, «красивый жест» диктуемый подчас эмоционально окрашенными виртуальными клиповыми образами, которыми оперирует полушарие правое и является следствием утраты логического контроля над импульсивными поступками, которые определяются эмоционально насыщенными образами, нередко оторванными от действительности.