На рубеже XIX–XX веков центром этнографического музейного дела в Москве и одним из крупнейших этнографических музеев России считалось Этнографическое отделение Московского Публичного и Румянцевского музеев. В его состав входили Дашковский этнографический музей, в основу которого лег ли коллекции Всероссийской этнографической выставки 1867 года, и Отделение иностранной этнографии, ведущее свою историю от румянцевских коллекций начала XIX века.
В свою очередь, одним из центров этнографической науки в России второй половины XIX — начала XX века являлось Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии (ОЛЕАЭ) при Московском университете. Как тогда говорили, существовали «родственная связь» и «тесное единение на пользу русской этнографии» между Этнографическим отделом ОЛЕАЭ и Этнографическим отделением Румянцевского музея. И действительно, из научных экспедиций сотрудников и корреспондентов ОЛЕАЭ в этот московский музей поступило значительное количество пред метов и моделей, фото- и иллюстративных материалов. К комплектованию коллекций музея были привлечены не только этнографы-ученые, но также любители и более широкие круги российской общественности.
В коллекциях Этнографического отделения Румянцевского музея к началу Первой мировой войны насчитывалось несколько десятков тысяч единиц хранения. Это учреждение развивалось как научно-публичный музей. Оно стало одним из основных центров комплектования коллекций по этнографии России и зарубежных стран, наряду с крупнейшими специализированными музеями в Санкт-Петербурге — Музеем антропологии и этнографии (Кунсткамера) Академии наук и Этнографическим отделом Русского музея (с 1934 года — Государственный музей этнографии, с 1992 года — Российский этнографический музей).
Постоянное обогащение Румянцевского музея коллекциями, теснота помещения и возрастающее число посетителей — все это, по мнению этнографов-музееведов, подтверждало необходимость вывезти его в специальное здание. Крепло убеждение, что Москва нуждается в новом, современном этнографическом музее, который мог бы развиться из Этноотделения Румянцевского музея. По словам московского этнографа и музееведа В.В. Богданова, Москва такой музей заслужила «как своей культурноисторической миссией вообще, так и трудами своих ученых деятелей». Создание самостоятельного этнографического музея в Москве было осуществлено после Октябрьской революции.