XX век — травма. На четыре поколения ближайших к нам предков пришлось две мировые войны, три революции (одна из которых привела к Гражданской войне, кардинальной смене картины мира и миропорядка в масштабах страны и мира), великие индустриальные стройки коммунизма, три волны репрессий, двукратное тотальное обесценивание прошлого в 1917 и 1991 годах., культ «нового человека» и «светлого завтра» как мотивирующая установка, транслируемая и наследуемая модель поведения, унифицирующий память паттерн, закрепленный в опыте поколений. Кризисная психология утверждает, что даже в каскаде кризисов главная цель — адаптация человека к изменившейся реальности, его ресурсирование (позитивные установки, акцентирование позитивного контента в ускользающей повседневности и в опыте утрат и преодолений, позитивный образ «светлого будущего»). И, нужно сказать, выжившие советские люди (три поколения наших семей в истории XX века) адаптировались (изменились). Они изменили не только мир, но и свою природу. Однако мир ответил кризисами, а изменившаяся природа — способностью к ним приспосабливаться, в т.ч. через паттерны забвения, обесценивания и, в конечном счете, неспособности обретения памяти в ее непрерывности и причинно-следственных связях, ибо за ними — травма (национальная, семейная, в поколениях, личная). Проводить психотерапию с нацией, семьей, личностью без запроса — дело неблагодарное и бессмысленное (психотерапия да и психокоррекция, предполагает обнаружение травмы, ее называние, как и называние защитных механизмов — избегания, вытеснения, интеллектуализации, обесценивания). К тому же у музея как института памяти нет функций корректировать психику. Он хочет восстановить память, избегая прямого разговора о травме, намекая на нее в образах и личных письмах героев в обобщенных и общих (не акцентирующих контекст травмы) исторических обзорах своих экспозиций, выставок и музейно-образовательных программ. К тому же постсоветский музей функционирует в лоне советской бюрократической системы культуры, бюрократической оргструктуры с соответствующим типом работников. Подобный — «острый» — разговор в линейной системе расценивается как провокация (нарушение границ, допустимых (общепринятых) рамок, распространенных программных штампов), неуправляемый (работниками данной системы) контент, трудно продвигаемый в лоне культуры тотального оптимизма, забвения, избегания. Работа с темой травмы и ретравматизации в опыте поколений и страны предполагает работу с отторжением (сопротивлением) среды и целевых аудиторий, корректное (профессиональное, методологическое) преодоление избегания и сопротивления для высвобождения эмоционального и ценностного содержания опыта поколений семьи (предков) в динамике XX века.