Статья поступила 12.03.2025 г. Статья одобрена к публикации 30.03.2025 г.
Цитаты из источников на иностранных языках даны в переводе автора статьи.
Как известно, музыка — это временное искусство, оно существует только при непосредственном контакте исполнителя и слушателя. Рассказы о музыке — это ещё не сама музыка, и ею даже не являются вполне осязаемые, физические её носители — ноты или, например, компакт-диски. Временная природа делает данное искусство эфемерным и загадочным, и в то же время довольно трудно исследуемым, если речь идет про его историю, вернее, про тот её этап, когда технология записи звука не существовала.
В этот период попадает и золотой век вокального искусства, эпоха певцовкастратов. Под знаком этих исполнителей прошла история оперы и вокала XVII–XVIII столетий, но долгое время тема кастратов в контексте певческого искусства оставалась почти табуированной. Между тем, они являлись не просто царями оперной сцены той эпохи, но и фактически её несущей конструкцией.
Ярко демонстрирует это, например, опера Леонардо Винчи «Артаксеркс», в которой из шести партий предназначены для кастратов пять! И это — не исключение из правил, а скорее одна из ключевых тенденций эпохи барокко.
Это приводит к необходимости всестороннего исследования темы певцов-кастратов, особенностей их физиологии, звучания голоса и техники работы голосового аппарата. Но в их изучении исследователи сталкиваются с особенной трудностью — полным отсутствием «живого» материала и практически таким же отсутствием аудио-образцов. В этих условиях задача реконструкции голосов остаётся крайне сложной, а её решения помещаются почти исключительно в зону фантазий и спекуляций.
И всё же подобная реконструкция в определённом смысле возможна. Прежде всего из-за появившихся в 1902 и 1904 годах уникальных аудиозаписей, на которых зафиксировано звучание голоса последнего певцакастрата, Алессандро Морески (1858–1922), хотя в остальном он, подобно другим, оставил больше вопросов о себе, чем ответов: «Не сохранилось ничего по-настоящему личного, написанного им, — ни письма, ни дневника, и поэтому в целом я восстановил его жизнь по тому, что мир говорил о нём, по обстоятельствам, в которых он находился, по великим личностям, с которыми он делил время и пространство» [4]1 .