Начиная с конца XIX в., город начинает осмысляться школой как значимый образовательный ресурс, позволяющий преодолеть схоластический характер обучения, дополнить теоретическое познание мира его непосредственным освоением в реальной городской среде.
К этой идее российская педагогика вернулась на рубеже XX–XXI вв., когда стало очевидно, что образовательное пространство не ограничивается рамками учебных заведений. Современное образование мыслится как «открытая система», активно использующая возможности внешней среды для решения конкретных образовательных задач, важнейшая из которых заключается в становлении личности — творческой, креативной, мыслящей.
Роль города в этом контексте трудно переоценить. Не случайно современные исследователи городской среды, вслед за Аристотелем, утверждают, что «мы создаем города, а города эти в чем-то создают нас самих» [7, С. 56]. Осмысление города как социокультурного феномена привело педагогическую теорию и практику к пониманию того, что город может стать не только наглядной иллюстрацией к страницам учебника, но и мощнейшим средством развития и становления личности, уникальным инструментом передачи историко-культурного опыта, пространством самореализации личности.
Реализация этих потенциальных возможностей городской среды связана с внедрением в образовательную практику культурологического подхода к освоению города. В этом случае фокус педагогического внимания смещается с изучения города как набора исторических и архитектурных памятников, фактов и событий, на освоение тех внутренних культурных процессов и явлений, которые определили внешний облик города и его образ, специфику городской культуры, историческую судьбу города и его настоящее. Обращение к этой внутренней, неосязаемой, но не менее реальной, составляющей города выражается в преемственности представлений о мире и человеческой природе или, как писал основатель метода образовательных путешествий И.М. Гревс, «миросозерцаний» [6].
Эта живая связь позволяет воспринимать город не как мертвенную руину, лишенную «всякой существенной связи с окружающей живой современностью и всякого влияния на нее», а как «существенный и живой след прошлого в настоящем» [2, С. 224].