Статья поступила 10.01.2020
К сожалению, в отличие от естественных наук, филология и, ýже, археография не так часто радуют нас сегодня своими сенсационными открытиями. Что уж тут говорить! Кумранские рукописи давно открыты и изучены, античные папирусы, пергаменты и палимпсесты описаны, их содержание переведено и введено в научный оборот, все средневековые инкунабулы атрибутированы и учтены поштучно, Ж.-Ф. Шампольон египетские иероглифы давно расшифровал, а Ю. Кнорозов прочитал письменность майя. Более тысячи найденных новгородских берестяных грамот впечатляюще продемонстрировали всему ученому миру широчайшее распространение грамотности даже в быту средневекового русского городского и посадского населения…
Но несомненно, что наиболее важным для всей истории русской секулярной литературы явилось открытие в начале 1790-х гг. текста «Слова о полку Игореве»!
Известный коллекционер и палеограф А.М. Мусин-Пушкин случайно обнаружил доселе неизвестный литературный памятник под названием «Слово о полку Игореве» в составе рукописного сборника, в который входили популярные в среде тогдашних русских книгочеев тексты вроде «Хронографа», «Сказания об Индийском царстве», «Повести об Акире Премудром», «Девгениева деяния» и др.
Основной корпус русской рукописной литературы в те времена по естественным причинам состоял преимущественно из переводов с греческого, из патристики, богослужебных рукописных изданий, агиографических циклов и святоотеческих сочинений. И вдруг, как будто по Высшему промыслу, из небытия возник текст, который без преувеличения можно было поставить во главу всей будущей русской литературы!
Что, как не тот же Высший промысел, руководило предусмотрительностью Мусина-Пушкина, который успел снять с оригинала две копии и одну из них поднести в дар императрице Екатерине?.. И только благодаря именно этому верноподданническому научному реверансу текст памятника смог дойти до наших дней, так как оригинал, к сожалению, вместе с богатейшим собранием правообладателя безвозвратно сгинул в московском пожаре 1812 г. Это, как известно, дало для забугорных исследователей недолгий повод для источения завистливой желчи и подозрений в фальсификации текста. Хотя даже в позднейшей «Задонщине» (конец XIV — начало XV в.) текстологи, как говорится, невооруженным взглядом усматривали аллюзии на более ранний текст «Слова».