Георгий Горский — художник исключительно профессиональный, его кисть, его перо и карандаши очень выразительны. Он умеет заинтересовать зрителя изобретенной им самим темой, которую он уверенно развивает в целые циклы, в авторские серии, невольно стремясь обрести в этих вариациях наибольшую выразительность и тематическую остроту.
Диплом Г. Горский защитил в Санкт-Петербургском художественном училище им. Н.К. Рериха, затем учился на постановочном факультете Санкт-Петербургского театрального института, далее последовал факультет теории и истории изобразительного искусства Санкт-Петербургского государственного академического института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина. Как видим, учась во многих учебных заведениях, Георгий обретал основы того мастерства, которые он потом, начиная с 1990-х годов, продемонстрирует на множестве коллективных и персональных выставок — в выставочном зале Эрмитажа, Центральном доме художников в Москве, выставочном зале Союза художников в Петербурге, во многих выставочных залах Европы и даже в Музее Конфуция в Пекине. Столь широкий спектр выставок — хороший пролог к большой известности изобретательного и талантливого, имеющего свой стиль художника.
Известный российский поэт, лауреат многих литературных премий Евгений Чигрин обращает наше внимание на работы Георгия Горского, давно уже заинтересовавшие любителей искусства. В первую очередь это «Степной морячок», где создан полуфантастический мирок на фоне какого-то сказочного, похожего на восточный пейзажа. Герой-морячок сидит на «пне», выкрашенном как старинный военный барабан, — парень в старой, ХIХ века, мешковатой морской невоенной, торговой форме. А слева от него, на дальнем плане, — это не мечты ли о его путешествиях? — какие-то «юрты», одна из которых — как половинка арбуза, а дальше — даже силуэт верблюда. Вот такие мечты у морячка, живущего в причудливом, чуть оптически деформированном фрагменте реальности.
Если говорить о наиболее впечатляющих работах Георгия Горского, то сразу хочется вспомнить его холст «Путники». От русской, довольно древней, судя по шеломному куполу, небольшой церкви, находящейся за воротами монастыря, бредут две фантастико-аллегорические фигуры — это клоунообразные человеческие существа в красной махровой одежде, в нелепых — «колокольчиками» — красных шляпах. И что особенно символично — это то, что они в белых, «бледных» масках. В руках одной из фигур — трость, в другой — дорожный саквояж. О чем заставляет задуматься эта аллегория? Странники-миряне, оставив далеко позади монастырь, вновь надевают на себя все шутовство, все условности человеческого обихода... Они ушли из намоленных стен, оград монастыря и вновь надели на себя шутовской наряд обмирщенной «внешней» жизни. Они идут от монастыря. А заходили ли они вообще в монастырь? Мирское, сдобренное горьким смехом, реальное — и далекое, старорусское, христианское — далеко за плечами.