Как и прежние книги автора («Останкино. Театр-дворец», 1994; «Образ Москвы XVIII века. Город и человек», 1997; «Становление “Я” в русской культуре XVIII века и искусство портрета», 1999; «Персона — индивидуальность — личность. Опыт самопознания в искусстве русского портрета XVIII века», 2005; и др.) она толкует XVIII век не как столетие, а как длительную и противоречивую эпоху раннего Нового времени, переводящую русскую культуру от средневековой проблемы «Бог и мы» к новой проблеме «Бог и Я».
Как всегда, Вдовин работает в методе, обозванным одним из прежних рецензентов психоисторизмом, где полагается, что история «вочеловичивания» и эволюция психики обусловливают развитие истории искусства.
Как и раньше, исследование ведется на максимально расширенном материале с привлечением аналогий из медицины, истории литературы, философии, уголовного права, языкознания, экономики, военной стратегии, этнографии, дипломатии, географии, истории пунктуации и многих других областей культуры.
Как и всегда, Г. Вдовин много и обильно цитирует, а изучение его сносок и примечаний иной раз оставляет впечатление еще одной дополнительной главы, которых в книге и так немало...
«Приучаю к людскости, или Задачи эпохи Нового времени в России. Вместо введения», — пролегомены, посвященные проблематике этапа.
Глава «Ранний портрет как публикация персоны, или Первые прятки» разрешает вопрос, почему третьестепенный по официальной табели о рангах вид живописи становится магистральной линией ее развития.
Раздел «Натюрморт и смерть барокко» толкует об эмблематической природе русской предметописи.
Часть «Начала классицизма и проблемы исторического жанра» рассматривает противоречивые опыты того вида живописи, что величался «Исторический большой».
Следующий текст — «Попытки жанровой живописи» — размышление о странном неуюте русской жизни XVIII столетия, не позволившим развиться тому, что выспренно называли «жанр Исторический домашний».
«Мир наново и истоки пейзажа» рассказывает о правилах новообретенного зрения героя второй половины века: «Ведь зрение — не зрелище. Зрение — это понимание. Увидеть — это не просто отыскать глазами: увидеть — это понять и вместить».