Мотив сочинительства в романе А. Зиновьева «Гомо советикус»: динамика развертывания и генерирующий эффект*

Литературное наследие Александра Александровича Зиновьева (1922–2006) настолько внушительно — десятки томов — и многообразно, что невольно возникает подозрение если не в графомании, то как минимум в уникальной тяге к сочинительству. Приняв последнее за исходное положение (не в оценочном плане, а в качестве реально проявившегося в творчестве А. Зиновьева качества его личности), мы попробуем соотнести этот тезис с текстом конкретного и, на наш взгляд, наиболее интересного в художественном отношении произведения автора — «Гомо советикус» (1982).

Вместе с «Зияющими высотами» (1976) и «Глобальным человейником» (1997) оно является частью своеобразной трилогии «социологических», как определял их жанровую природу сам автор, романов. Тексты этой трилогии воспринимаются обычно как единый, следующий условной платоновской традиции «научный трактат в литературной форме», где, по мнению Е.Р. Пономарева, «ценны высказанные мысли — сами по себе. Не важно, кто их произносит. Все это — мысли одного и того же автора, смотрящего на мир с разных точек зрения» [5, с. 185]. Безусловно, доля истины в подобной оценке есть, и с позиций оценки художественного совершенства все три произведения выглядят сегодня, когда их публицистическая актуальность исчерпана, что В.И. Тюпа относит к разряду «беллетристики» [6]. Тем не менее интересующий нас текст был и остается литературным произведением с оригинально выстроенной композиционно-художественной структурой, и посредством анализа текста в заявленном заголовком аспекте мы попробуем доказать, что «Гомо советикус» был актуальной на момент публикации манифестацией синтеза искусства и философии, традиционно присущего русской культуре.

Собственно, само обращение профессионального ученого-философа к оригинальному как по содержанию, так и по средствам выразительности художественному творчеству в известном смысле подтверждает истинность сформулированной в начале ХХ в. А.С. Глинкой¹ максимы: «Русская художественная литература — вот истинная русская философия, самобытная, блестящая, философия в красках слова, сияющая радугой мыслей, облеченная в плоть и кровь живых образов художественного творчества» [4, с. 212]. Для советского ученого, коммуниста, фронтовика, которым был профессор МГУ А.А. Зиновьев и который пришел в зрелый период жизни к необходимости свободного мыслеизъявления, но не имел к тому в СССР легальных возможностей, переход от академического дискурса к художественному стал, соответственно, логически закономерным, хотя и непростым внутренним процессом: помимо естественных сложностей, характерных для авторов «потаенной» литературы, необходимо было найти нужные «краски», сотворить для «радуги мыслей» реальную «плоть и кровь» текста.