К ультурная жизнь Европы 1915– 1920-х годов складывалась под влиянием самых разнообразных эстетических коллизий. Устав от беспредметности, изобразительное искусство вновь прибегло к фигуративу и все чаще вдохновлялось классическими формами. В качестве противоположного полюса возникали художественные течения, пропагандирующие отмену любых культурных смыслов и ценностей цивилизации. В то время как одни художники, переосмысляя идеалы Античности, вновь обращались к традиционной красоте человеческого тела, другие, напротив, апеллировали к безумию и абсурду, требуя радикального разрыва с самой природой станкового искусства. На пересечении этих двух тенденций и появилось течение Pittura metafi sica.
В 1916 году итальянские художники и писатели объединились вокруг журнала Valori Plastici, в котором была опубликована серия теоретических работ живописца и поэта Джорджо де Кирико и его брата — писателя и композитора Альберто Савинио (Андреа де Кирико), посвященных новому искусству. Именно они сформулировали два основных принципа метафизической поэтики: «призрачность» и «ирония». К движению на какое-то время примкнули мастер натюрморта Джорджо Моранди, а также Карло Карра, Филиппо де Пизис, Марио Сирони и Феличе Казоратти.
Откровенная философичность искусства метафизиков имела в своей основе серьезную идейно-теоретическую базу: учение Артура Шопенгауэра об интуитивном знании, «теория энигмы» Фридриха Ницше, а также положения Отто Вейнингера о геометрической метафизике инспирировали собственные идеи художников. Последние не просто находились под влиянием философии, но полагали, что их собственные картины могут служить источником неких философских посланий.
Основным методом метафизизма, призванного выразить то, что лежит за пределами чувственного проявления эмпирической реальности, стал контраст между реалистически точно изображенными предметами и странной атмосферой, в которую они помещены. Художники стремились найти метафизическую грань между миром живого и неживого, поэтому на их полотнах живое напоминало неодушевленное, а неодушевленные предметы, напротив, как будто жили своей тайной жизнью.