Статья поступила 24.11.2022.
На фоне идей и принципов современной парадигмы науки концептуально-методологическая противоречивость дискурсов нашей культурологии проступает все явственнее, порой — как печать анахронизма. Так, с одной стороны, культура в них видится и трактуется как система смыслов, знаков, символов и кодов, что по ныне принятым критериям научности обретает связанность и онтологическую определенность только в рамках сущности по имени «информация», с другой — в этих же дискурсах утверждается об «аксиологической концепции» культуры, о ее «деятельностной теории», точнее, будто культура являет собой лишь «способ деятельности», хотя тут же подается как мир ценностей. Не странно ли все это? Укладываются ли подобные позиции в логику и рамки современной науки?
Начнем с аксиологической концепции. В обширный круг функций культуры (адаптивно-адаптационная, когнитивная, нормативно-регулятивная, духовно-творческая, коммуникативная; функции селекции и трансляции гуманистического наследования и др.) входит, разумеется, и аксиологическая. Однако понятно, что сущность некоего феномена не сводится и не может сводиться к какой-то одной из ее функций — это абсурдно. Очевидно также, что культура не сводится к роли «способа деятельности». Ведь дефиниция «способ» заключает в себе скромный, технический смысл, что не может быть эквивалентом и выражением великой сущности «культура». Способ — всего лишь некий (порой весьма тривиальный и мелкий) прием деятельности, скажем, забивания гвоздей или выдувания мыльных пузырей. Разумеется, культура связана с деятельностью человека, но не как ее способ (хотя в арсенале культуры много полезного и для деятельности), а как форма бытия человека, то есть сущность, выражающая все стороны, особенности и грани его (человека) существования. А вот бытие человека и строится именно на основе деятельности. Так ключевые факторы существования человека — культура (форма бытия человека) и деятельность (способ бытия человека) связаны друг с другом опосредованно, через сущность по имени «бытие человека», выводя нас, а точнее, рассматриваемый вопрос в сферу философии, значит, не только в мир строгих, научно аргументированных концепций, но, увы, и в сети разных догм и фетишей, что нередко случается в философии, ее течениях. Едва ли не самой живучей догмой того же марксизма стала фетишизация материальной деятельности, ее возведение в демиургическую силу, якобы детерминирующую все в историко-эволюционных процессах — антропогенезе, социогенезе и даже мышлении. В этом контексте и разумность (главная особенность человека, как до недавнего времени считалось) также увязывалась с материальной деятельностью, видя именно в ней ее исток и основу. Если стать на эту позицию (а ее разделяли авторитеты отечественной культурологии Э.С. Маркарян и М.С. Каган), на первый план бытия человека выходят демиургия материально-преобразующей деятельности и культура видится в ролях «способа» и подспорья деятельности. Однако ныне ситуация в науке и философии иная — исток и основа особенностей человека видятся не только в разумности (что, по оценкам науки, присуще также отдельным видам обезьян, дельфину, слонам) или материальной деятельности, но в нечто ином — в умении творить информацию неограниченно и в многообразных формах, оперировать ею, строя на этом основании свое бытие. Подобным даром на Земле обладает только человек. В этом контексте, диктуемом самой картиной мира современной науки, отправной позицией информационно-семиотической теории культуры (ИСТК) стала постановка вопроса: «Как связаны между собой базовые особенности существования человека: культура (форма бытия человека), деятельность (способ бытия человека) и информация, творение которой является уникальной чертой и уникальной особенностью лишь человека?»