Конфликт православного священства с большевиками в годы Гражданской войны: взгляд со стороны государства

Панищев Алексей Леонидович

В октябре 1917 г. в России произошла Великая Октябрьская социалистическая революция, которую с 1991 г. все чаще называют «государственным переворотом». Одним из первых декретов советской власти был декрет об отделении Церкви от государства и образования. Такой декрет вовсе не означал обязательной конфронтации между светской властью и духовенством, более того, начало советского правления предрасполагало к установлению между ними конструктивных отношений. Одним из позитивных начинаний стало восстановление патриаршества в России, отмененное в начале XVIII в. Петром I. Для восстановления патриаршества и избрания патриарха было недостаточно и, строго говоря, не обязательно иметь разрешение от государства, необходим был Поместный собор, имеющий право избирать патриарха.

Поместный собор является высшим органом церковного управления, что провозглашается и поныне в Уставе Русской православной церкви. Именно этот орган уполномочен избирать патриарха и требовать от патриарха отчетности. Определения Поместного собора 1917–1918 гг. стали неким аналогом современного Устава Русской православной церкви, заменив собой Духовный регламент как пережиток синодального периода. Именно на Соборе 1917–1918 гг. было восстановлено патриаршество в России и реорганизована система церковного управления. Без всякого сомнения, Поместный собор 1917–1918 гг. стал большим шагом вперед в историческом развитии Православной церкви в России.

Тем не менее на этом же Соборе были озвучены и другие решения, которые не были реализованы, но тем не менее они проливают свет на ряд причин той конфронтации между Церковью и Советским государством, которая вскоре приняла драматичный характер. Надо признать то, что, придя к власти, большевики действовали совместно с другими политическими силами (эсерами, меньшевиками), а отношение к Церкви у них было нейтральным. Разумеется, при желании можно найти примеры агрессивного атеизма в рядах большевиков, однако гораздо больше аналогичных примеров найдется в среде народных масс и интеллигенции того времени. Большевики были прежде всего прагматиками в политической жизни страны, и их отношение к Церкви определялось характером политических тенденций в самой Церкви. Когда была ограблена патриаршая ризница в Кремле, то советская власть организовала серьезную следственную работу, при этом к расследованию привлеклись дореволюционные специалисты. Результатом их следственной работы стало раскрытие данного преступления и возвращение Церкви ее сокровищ [2, с. 12]. Примечательным было то, что грабеж ризницы прошел при условии беспечного отношения к ней самих служителей Церкви. Государственная же власть отнеслась к данному инциденту весьма ответственно. В целом советское правительство стремилось избегать внутрисоциальных осложнений. Так, когда в ноябре 1917 г. в Москве юнкера начали восстание с расстрела своих, русских, солдат, то этот бунт был подавлен, а юнкеров разоружили и отпустили без всяких последствий. Уже в этот момент священство открыто выражало сочувствие восставшим юнкерам, которые первыми открыли пулеметный огонь по солдатам.

Нельзя сказать, что все декреты советской власти ограничивали священство в правах, так, священнослужители были освобождены от обязательной воинской службы. Более того, еще ранее в США и Франции издавались законы, касающиеся религиозной жизни общества, которые послужили прототипом для декретов, принятых советским правительством. Однако в этих странах конфликт между религиозно настроенной общественностью и светской властью не принял столь трагичного характера, как это произошло в России.

Среди первых декретов советской власти особое место занимают декреты о национализации. Такой декрет соответствовал лозунгу «Средства производства должны принадлежать непосредственно производителю». По сути, этот декрет можно назвать выполнением предвыборных обещаний. Однако национализация, массово проходившая в Советской России, коснулась не только частных лиц, но и церковных иерархов, которым не хотелось расставаться с рядом очевидных материальных излишеств. На Соборе 1917–1918 гг. было принято решение, согласно которому государство не имело права изымать церковное имущество без разрешения самой Церкви. В определении Собора от 02.12.1917 в пункте 22 написано следующее: «Имущество, принадлежащее установлениям Православной Церкви, не подлежит конфискации или отобранию, а самые установления не могут быть упраздняемы без согласия церковной власти». Здесь нужно сделать оговорку, что Церковь к 1917 г. владела не только имуществом, необходимым для богослужения, но также огромными участками сельскохозяйственной земли, предприятиями, пароходными компаниями. Все это по закону о национализации переходило к государству, так как средства производства должны принадлежать непосредственно производителю. Церковные иерархи не захотели лишаться таких источников финансовых доходов.

Надо отметить, что ряд решений Собора не просто усугубляли общественные противоречия в стране, но и были в принципе невозможны к использованию, причем как в Советской России, так и в современной Российской Федерации. Например, в пункте 7 говорилось, что «Глава Российского Государства, министр исповеданий, министр народного просвещения и товарищи их должны быть православными» [13]. Такого рода положения выглядят немыслимыми в многоэтническом, мультикультурном государстве. Тем более эти решения принимались в условиях усиления сепаратизма на окраинах страны, с которым временное правительство не справлялось, да и впоследствии большевики справились с огромным трудом. В Средней Азии росло басмачество (по сути, движение моджахедов), раны семиреченского восстания 1916 г. еще не зажили, на Кавказе креп агрессивный национализм, некоторые казаки выражали желание создать собственную республику, усиливался сепаратизм на Дальнем Востоке, Украине. Такие ультимативные требования Церкви не просто осложняли урегулирование конфликтных ситуаций на окраинах России, но могли стать прямыми причинами геноцида русского православного населения и распада всей страны.

Примечательно постановление 14: «Церковное венчание по православному чину признается законною формой заключения брака». Здесь возникает вопрос: как вступать в брак людям, которые придерживаются других религий или являются атеистами? По сути, за таким постановлением стоит желание церковнослужителей сохранить монополию на осуществление венчания за определенную денежную плату. При этом каждый ребенок, рожденный вне венчанного брака, оказывался незаконнорожденным. В современной России дети, рожденные в зарегистрированных браках или вне брака, имеют одинаковые права, однако на тот момент времени незаконнорожденные были настолько поражены в правах, что подчас лишались не только права наследования собственности, но и ношения отчества.

Декрет советской власти об отделении Церкви от школы в среде священноначалия был воспринят агрессивно, причем люди, участвующие в осуществлении этого декрета, по решению Собора (25 января 1918 г.) должны были отлучаться от Церкви [11]. По факту мне не известно ни одного случая, чтобы кого-то по данной причине отлучили от Церкви. Тем не менее Церковь восприняла данный декрет крайне негативно, используя его для манипуляций общественным мнением и разжигания ненависти к советской власти.

Отдельно следует отметить отношение Собора к декрету о свободе совести. Сейчас, в XXI в., такое постановление считается общепринятой нормой и отражено в конституциях многих стран, включая Российскую Федерацию. Тем не менее 27 января 1918 г. Собор издал «Воззвание священного Собора к православному народу по поводу декрета народных комиссаров о свободе совести», в котором членов Совета народных комиссаров обвинили в насилии над верующими. По сути, целый ряд постановлений Собора 1917–1918 гг. не просто тормозили развитие России, но приводили ее в самозамкнутое архаичное состояние, в котором общество обрекалось на бесправие народа и языческую изолированность.

Естественно, некоторая часть народа возненавидела Церковь, считая ее враждебным для себя явлением. С.С. Аверинцев весьма точно писал: «Нет возможности объяснить массовую утрату веры одним только насилием; даже при тоталитарном режиме насилие всемогуще лишь постольку, поскольку оно может опираться на реальности общественной психологии, им не творимой, а лишь умело стимулируемой и используемой» [1, с. 284]. Вообще складывается впечатление, что некоторые иерархи Церкви были оторваны от реальной жизни и ностальгировали по временам патриархов XVII в., когда патриарх мог выполнять обязанности царя. Однако тогда для народа религия была обязательной составляющей их образа жизни, а священники в подавляющем большинстве избегали агрессивных суждений, жили скромно и готовы были живот свой положить за веру православную. Россия XVII в. отличалась высоким чувством ответственности за свой народ и другие народы, поэтому даже документы издавались таким оформлением, в котором была бы исключена провокация конфликтов. Начало XX в. общество встретило с совершенно иными мировоззренческими принципами. Нельзя сказать, что люди массово придерживались атеизма, однако дух науки, взлелеянной в век Просвещения, влиял на умы людей. Если в XV в. общество могло принять мнение священника просто в силу его духовного сана, то в ХХ столетии его просили объяснить, обосновать те или иные догмы. Иногда это сделать было тяжело в силу необразованности толпы, отсутствия не только богословского, но и нередко начального школьного образования, однако в ряде случаев вполне конструктивно выглядели бы грамотные и искренние объяснения. Причем такое положение дел выглядит вполне соответствующим духу христианства, поскольку первые христиане обосновывали истинность своей веры в публичных дебатах с мыслителями поздней Античности, включая неоплатоников. В то время они составляли интеллектуальную и подчас нравственную элиту общества, поэтому дискуссии с ними требовали высоких умственных и риторических качеств.

В последние дни работы Поместного собора 1917–1918 гг. патриарху были даны особые полномочия для противостояния большевистским гонениям. В результате в Церкви стали распространяться антисоветские тенденции, так что в скором времени некоторые священники приняли непосредственное участие в Гражданской войне, совершая убийства по политическим мотивам, что является грубейшим нарушением церковных правил. Совершенно нелепым выглядит то, что священство поддержало восстание чехословацкого корпуса, с которого в России начались Гражданская война и интервенция. Когда в мае 1918 г. произошло восстание чехословацкого корпуса, давшее начало полномасштабной войне, то епископ Екатеринбургский в честь этого события совершил торжественное богослужение. Многие священники оказались участниками ряда антисоветских заговоров, всячески поддерживали интервентов. Под Царицыном активно действовал «полк Христа Спасителя», в составе которого были рукоположенные люди, проводившие боевые атаки в церковном облачении [17, с. 115]. Некоторые монастыри использовались белогвардейцами как базы для хранения оружия, расположения личного состава, причем речь идет в том числе о женских монастырях [17, с. 119]. Нередко священники являлись агентами белогвардейцев. Так, в январе 1919 г. в Барнауле священник после доверительной беседы с двумя ротами сообщил белогвардейцам о тех людях, которые сомневались в справедливости белого движения. В итоге два офицера и 21 солдат были расстреляны. Однако такие мрачные, подчас непотребные явления были прикрыты громогласными рассуждениями о защите веры и любви к Богу. Некоторые священнослужители, пользуясь своим служебным положением, в храмах с амвона призывали людей убивать большевиков. (Интересно, если в современной России священник призовет убить бывшего генерального прокурора, который общественностью аргументированно обвинен в связях с убийцами и насильниками из банды Цапка, то через сколько времени этого священника арестуют и посадят в тюрьму?) Так или иначе, но церковники в значительной массе приняли то или иное участие в Гражданской войне против большевиков. В результате советская власть и народ настолько ополчились на Церковь, что стали расстреливать, подвергать гонениям священников, не всегда разбирая вопрос их виновности или невиновности.

Разумеется, нельзя не написать о том, что в то время, когда проходил Собор, был совершен ряд убийств священнослужителей. Однако остается открытым вопрос: насколько уместно в этих тяжелых преступлениях обвинять большевиков? Таковые только пришли к власти, чувствовали себя неуверенно и не могли должным образом контролировать ситуацию в стране. Кроме того, на местах власть часто принадлежала не большевикам, а эсерам, меньшевикам, анархистам или криминальным группировкам (бандам).

Так, в Киеве 25 января 1918 г. был убит митрополит Владимир. Неизвестные вооруженные индивиды вывели с территории Киево-Печерской лавры этого человека и убили. Причем охрана Лавры ничего не сделала, чтобы воспрепятствовать этому преступлению. В Лавре было много священников, монахов, паломников, которые явственно видели происходящее, но никто митрополиту не оказал помощи. Остается непонятным, какое отношение к этому убийству имеют большевики. Впоследствии некий священник Михаил Польской, будучи членом РПЦЗ, обвинил в смерти митрополита Владимира большевиков. Лживость такого обвинения продиктована частной ненавистью к советской власти. 4 апреля 1992 г. Архиерейский собор Русской православной церкви прославил митрополита Владимира в лике священномученика.

Также в январе 1918 г. красноармейцами был убит из револьвера священник Петр Скипетров, однако это убийство совершилось красноармейцем в частном порядке, большевики не давали приказа на убийство священника. Комиссар Коллонтай приказала реквизировать помещения Александро-Невской лавры, что стало условием для конфликта, но убийство было осуществлено по произволу отдельно взятого человека. В декабре 2001 г. этот священник признан святым новомучеником. Искренне жаль священника, которого несправедливо убили, но в годы войны о такой смерти многие мечтают, как писал Михаил Исаковский: «Если смерти, то мгновенной, если раной — небольшой». Конечно, для атеистов любая смерть страшна и может считаться мученической, но для христиан мученическая смерть есть нечто иное, нежели смерть от револьверной пули.

Трудно понять, в чем суть мучений Петра Скипетрова на фоне тех смертей, которые несли с собой такие садисты, как адмирал Колчак, генерал Тирбах, барон Унгерн, атаман Семенов. Все они организовывали геноцид русских людей. Так, по приказу атамана Семенова «в Троицкосавске в городской тюрьме было зарублено около 1600 “неблагонадежных”. Шашками были в куски изрублены находившиеся в тюремном лазарете больные и раненые красноармейцы и сочувствующие». На станции Андрияновка по приказу атамана Семенова были расстреляны более 3000 пленных красноармейцев и тех казаков, которые не хотели служить Семенову. Кстати, барон Унгерн и атаман Семенов не то чтобы застрелили, а зверскими пытками убили по священнику. Остается задаться вопросом: эти священники канонизированы как мученики?

Американский генерал Уильям Сидней Грэйвс (William Sidney Graves) командовал экспедиционным корпусом армии США в Сибири в 1918–1920 гг. Впоследствии он написал книгу “America's Siberian Adventure (1918–1920)”. Ее, кстати, издавали и в СССР в 1932 г. Вот как американский генерал описывает события Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке: «Солдаты Семенова и Калмыкова под защитой японских войск бродили по стране, как дикие звери, убивая и грабя людей; при желании Японии эти убийства могли бы прекратиться за день. Если по поводу этих жестоких убийств возникали вопросы, в ответ говорилось, что убитые были большевиками, и это объяснение, очевидно, вполне устраивало мир. Условия в Восточной Сибири были ужасными, и там не было ничего дешевле человеческой жизни. Там совершались ужасные убийства, но совершались не большевиками, как думает мир. Буду далек от всякого преувеличения, если скажу, что на каждого убитого большевиками в Восточной Сибири приходится сто убитых антибольшевиками...» Также Грэйвс пишет об атамане Калмыкове: «Трудно представить существующим в современной цивилизации человека вроде Калмыкова; едва ли случался день без сообщений об ужасных злодеяниях, совершавшихся им и его войсками... Калмыков остался в Хабаровске и установил свой режим террора, насилия и кровопролития, который в конце концов заставил его собственные войска взбунтоваться и искать защиты у американской армии...» Как мы видим, в основном инфернальные преступления совершались не большевиками, а белогвардейцами.

В развернувшейся Гражданской войне погибли миллионы людей, среди которых было немало и православных священнослужителей. Разумеется, среди жертв террора красноармейцев были люди разные, включая тех, кого убили по ошибке, по клеветническому оговору, по частным мотивам. Тем не менее речь идет о Гражданской войне, то есть об условиях, в которых действует множество банд, именующих себя сообразно ситуации стороной-победителем, в данном случае большевиками. Поэтому бывает трудно сказать, кто из тех или иных людей был убит большевиками, а кто бандитами, называющими так себя. Нельзя не учесть, что в этот страшный период многие люди были с нарушенной психикой, и среди состава Красной Армии таковые тоже встречались. Здесь уместно вспомнить знаменитый фильм «Служили два товарища», где показана женщина-комиссар с явно нарушенным психическим здоровьем, отдавшая приказ о расстреле двух человек.

Нет сомнений в том, что немало достойных священнослужителей погибло от рук аморальных индивидов, которые решали свои частные дела под видом войны. Некоторые священники действительно без всякой своей вины приняли мученическую смерть. Кто-то погиб от рук революционных матросов, красноармейцев, кто-то погиб от рук белогвардейцев и казаков. Так, в Ростове священник призвал прекратить братоубийственную войну и помириться с советской властью, проще говоря, он призвал Церковь не вмешиваться в политические процессы, что согласуется с христианскими правилами. В результате он был расстрелян. Недалеко от станции Шамары в деревне Тепляки на Урале священнослужитель за сочувствие большевикам был зверски убит под пытками. Теперь вопрос: канонизированы ли эти священники? Изображены ли на иконах белогвардейцы, убивающие праведных людей? Очень часто можно услышать фразу, что большевики какого-либо священника убили, однако при проверке это не подтверждается. Например, в Интернете, включая «Википедию», при описании жизни Зои Космодемьянской отмечается, что ее дедушка был священником, убитым красноармейцами. Однако при детальном расследовании этого трагического события выясняется, что батюшку убили белогвардейцы, а красноармейцы нашли его тело и предали земле под музыку «Интернационала» [6].

Тем не менее в современной трактовке событий Гражданской войны в той или иной форме именно на большевиков возлагается вина за многочисленные жертвы, в том числе среди священнослужителей. Нередко с подачи власть имущих через уста популяризированных людей обществу сообщается, что большевики расстреляли сотни тысяч священнослужителей. В одной из псевдоправославных статей после описания массовых большевистских гонений на Церковь пишется: «Всего в 20–30-е годы было убито более 200 тыс. служителей церкви. Около полумиллиона священников были брошены в тюрьмы или отправлены в ссылку». Иногда пишут о 300 тыс. убитых священников. Здесь возникает вопрос: откуда взяты эти сотни тысяч? В дореволюционной России насчитывалось менее 70 тыс. белых священников и еще примерно 20 тыс. монашествующих священников. Всего, по разным источникам, во всей Российской империи (включая Польшу, Финляндию и Прибалтику) на 1914 г. было приблизительно 55–90 тыс. рукоположенных людей. В принципе сейчас в Интернете по данному вопросу огромное количество статей с фотографиями документов, с обоснованными выводами. При этом в современных СМИ обычно умалчивается, что на базе храмов подчас собирались элементы, которые в современном сознании общества обычно ассоциируются с олигархами и высокопоставленными чиновниками, включая криминальные элементы. О таких собраниях точно написал В.Н. Дунаев: «Все эти люди собрались не для удовлетворения религиозных нужд. Их объединяла не любовь к богослужениям, а вражда к рабоче-крестьянской власти. Религия служила только ширмой, прикрывавшей контрреволюционную сущность подобных организаций» [3]. По сути, у советской власти не было задачи целенаправленно уничтожить Церковь. «Чрезвычайная комиссия далека от мысли преследовать людей за их религиозные убеждения... Ни один священник, епископ и т.д. не будет арестован за то, что он — духовное лицо. Но вместе с тем для нас совершенно безразлично, кто подкапывает под рабоче-крестьянскую революцию — духовные или светские лица: мы одинаково будем бороться со всеми врагами советской власти, и не наша вина, что некоторые представители даже высшего духовенства активно участвуют в контрреволюции» [8]. Причем больше всего Церкви навредили сами безнравственные поступки священнослужителей, которые своей беспринципностью, сребролюбием «подрывали веру в массах в святость церкви» [16, с. 94–95].

В 1991 г. был криминально уничтожен Советский Союз. Предыстория этого события сейчас умалчивается, поэтому не принято говорить о встречах Президента СССР Горбачева с рядом лиц: папой римским, главой католической церкви, которая многократно организовывала геноцид христианского населения; президентом США Бушем-старшим, выходцем из масонской секты «Череп и кости»; Муном — главой мунитской секты, которого Горбачев в 1990 г. на Великую пятницу перед Пасхой ввел в Успенский собор Московского Кремля, где тот совершил обряд посвящения храма самому себе. По сути, налицо все канонические причины осудить Горбачева во всех храмах, не случайно в среде трудового народа Горбачева проклинают. Именно уничтожение СССР стало обязательным условием для того массового физического и духовного уничтожения христиан, которое произошло или наблюдается сейчас на постъюгославском пространстве, на Ближнем Востоке, в Северной Африке и ряде других территорий. На Украине неоязычники и сатанисты уничтожают христиан (6 июня 2014 г. церковь сатаны на Украине официально зарегистрирована и узаконена). В России физически христиан формально не уничтожают, однако по факту уже произошло растление титульной нации и в современной РФ подростки воспитываются не школьными учителями, не родителями, а порнографическими сайтами. От либеральных реформ 1990-х гг. более всего в РФ выиграли секты, включая сатанинские. При этом в массмедиа активно педалируется тема антихристианских гонений со стороны большевиков в годы Гражданской войны. В современной России появляются иконы с ликами новомучеников, однако, отдавая должное уважение благочестию и стойкости веры самих новомучеников, нельзя не поднять вопрос о допустимости стилизованного изображения красноармейцев в качестве мучителей, по сути, нечистой силы. Неужели все красноармейцы убивали священников, и все ли священники были неповинны в преступлениях?

Теперь в общественное сознание искусственно инкорпорируется образ красноармейца как некоего беса. Изображения красноармейцев в таком виде являются частью не иконописи, а подлописи, лживописи. Ведь нет широко известных стилизованных изображений католиков, которые регулярно устраивали массовые уничтожения христиан при прямом участии иерархов Церкви, по благословению папы римского и его епископов. В 1913 г., еще до начала Первой мировой войны, по решению Синода русские солдаты высадились на Афоне в Греции и устроили гонения на афонских монахов, убивая их на земле, которая управляется Богородицей. Есть ли иконы, где показано, как Синод отдает такое преступное распоряжение? Так почему же на красноармейцах ставится такое несправедливое и жестокое клеймо? Здесь очевидны политические мотивы, которые Церковь позволила себе навязать.

Мы видим, что причины противостояния Церкви с Советской Россией не носят какого-то инфернального смысла, который стремятся напустить некоторые общественные деятели современности. Самым главным уроком из этих трагических событий должно стать понимание того, что если церковнослужители забывают о служении Богу и начинают обслуживать прагматичные интересы свои или действующих политиков, то страдать за это придется всему народу и всей Церкви. Нельзя, выражаясь словами В.И. Ленина, «заигрывать с Боженькой», ибо Богу надобно служить искренно и честно. Нельзя забывать, что, безапелляционно, бездоказательно критикуя советскую власть, в частности личность В.И. Ленина, священство нередко впадает в тяжкий грех клеветы. Да, Ленин был сознательным атеистом, придерживался материалистических воззрений, но он не был зверем, каким его часто рисуют, всяких антирелигиозных указов/указаний под абсурдными «мистическими» номерами он не подписывал, да и не было таковых вообще, как и не было в советском делопроизводстве самого термина «указание». Ленин призывал бороться с религией посредством просвещения, но он не выступал за насильственное уничтожение Церкви. Ссылки на труды Ленина, где он призывает расстреливать реакционных священников, обоснованны лишь при акценте на слово «реакционных», то есть тех, кто активно участвовал в контрреволюционной борьбе. Более того, Ленин допускал мирные, конструктивные взаимоотношения со священниками даже внутри партии, хотя это и не признавалось в качестве общей тенденции. Он писал: «Нельзя раз навсегда и для всех условий объявить, что священники не могут быть членами социал-демократической партии, но нельзя раз навсегда выставить обратное правило. Если священник идет к нам для совместной политической работы и выполняет добросовестно партийную работу, не выступая против программы партии, то мы можем принять его в ряды с.-д.» [9]. Поэтому при конструктивной критике разумно избегать крайностей в оценке личности Ленина и советского руководства в целом. Политическая ангажированность в вопросах канонизации ряда исторических персонажей, их оценочных характеристик, анализа исторических событий должна уступать место честности, развитому чувству ответственности и за гражданский мир, и за будущее Церкви. Думается, что примирение Церкви и уже не существующего Советского государства в историческом сознании ныне живущих людей возможно. В условиях Гражданской войны ошибки и преступления допускались всеми сторонами, включая и большевистскую власть, и церковную, поэтому обе стороны нуждаются в покаянии. При этом необходимо остановить огульную критику советской власти, аргументировать и объяснять позицию Церкви и государства в духе благочестия и любви к ближнему.