За последние четыре десятилетия КНР, осуществив, при сохранении командных позиций государства, обширную программу рыночных реформ2 и преуспев в глобализации своей экономики3 , добилась многого. О чем немало написано. Но дискуссии о масштабах и факторах китайских достижений и возникших проблемах не прекращаются. Попробуем, опираясь на новые данные и результаты исследований, а также собственные расчеты, уточнить ряд долгосрочных тенденций развития крупнейшей экономики мира4 .
Хотя официальные темпы прироста ВВП КНР несколько преувеличены5 , это не меняет впечатляющей картины роста ее экономики. Скорректированный среднегодовой темп прироста (СГТП) подушевого ВВП КНР в 1980–2019 гг. (5,8 %) оказался (а) как минимум вдвое больше, чем в дореформенный период (в 1950–1970-е гг. 2,7 %), (б) не ниже, чем в среднем по четверке азиатских «тигров» (Республика Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур, в 1950–1970-е гг. 5,4 %, в 1980–2019 гг. 4,7 %), (в) более чем втрое выше, чем в других развивающихся странах (ДРС, 1,7 %) и развитых государствах (РГ, 1,6 %).
Что все это означает? Если за последние сорок лет в Китае подушевой ВВП увеличился в 9–10 раз, подушевое потребление — в 7–8 раз, многократно (несмотря на рост неравенства доходов) выросли реальные зарплаты, то в остальной части мира первый из упомянутых показателей едва ли удвоился. Масштабный рост экономики КНР обусловил увеличившуюся ее долю в приросте мирового ВВП: с 15–16 % в 1980–2000 гг. до 29–30 % в 2001–2019 гг., которая в последнее двадцатилетие оказалась втрое (!) выше, чем в США6 .
Если Китай в 1980–2019 гг. (на фоне замедления роста в РГ) в пять раз повысил уровень своего подушевого ВВП к ним (почти до 2/5), то в целом по ДРС он не изменился. В результате, отставая от последних в 1980 г. на 3/5 (на 2/5 от Африки южнее Сахары7), Китай в 2019 г. опередил их (ДРС) почти вдвое (рис. 1).