Рассуждая о том, как и почему произошел необратимый перелом на рубеже XIX–XX вв., приходится задуматься и о такой вещи, как эффект пресыщения. А именно: пресыщения гармонией, красотой, совершенством, мастерством, словом — всем, что культивировали литература и искусство «от Ромула до наших дней». Что поделать — таково свойство человека: обкормленный самыми изысканными лакомствами, он начинает требовать грубой пищи, а на надоевшие деликатесы и смотреть не хочет. И вообще — жаждет нового, острого, необычного, по возможности экзотического.
Уместно проиллюстрировать сказанное словами манифеста «Искусство шумов», написанного Луиджи Руссоло в 1913 г.: «Мы, футуристы, глубоко любили и наслаждались гармониями великих мастеров. На протяжении многих лет Бетховен и Вагнер потрясали наши сердца и щекотали наши нервы. Теперь мы пресыщены и находим больше удовольствия в сочетании звуков трамваев, карбюраторных моторов, экипажей и шумной толпы, чем на репетиции, например, “Героической” или “Пасторальной”» [2]. Идея выражена здесь весьма выпукло; понятно, что она относится не только к музыке, но и ко всем сферам искусства без исключения.
Веками художники искали «секреты красоты». Не щадили сил, стремясь их раскрыть. Великий немец Альбрехт Дюрер (1471–1528), уже будучи знаменит во всей Европе, предпринял даже путешествие в Италию, прослышав, что Якопо Барбари вычислил идеальные пропорции человеческого тела и теперь этому можно научиться (Барбари разочаровал его, отказавшись выдать тайну построения изображения человека). Под старость он и сам засел за создание книг, создав «Четыре книги о пропорциях» и «Руководство к измерению циркулем и линейкой», работал над учебником живописи. Теоретическими разработками занимался Леонардо да Винчи и многие другие выдающиеся художники. А Джамбаттиста Пиранези в ученические годы, по легенде, даже бросился с ножом на своего учителя Джузеппе Вази, заподозрив, что тот утаивает от него особые знания, секреты мастерства.
Конечно, идеалы красоты, особенно женской, заметно менялись в веках, но неизменными оставались у творческих людей стремление к гармонии и жажда соответствовать идеалу «калокагатии» (термин древнегреческой эстетики и этики, означающий единство добра и красоты).