Сюрреализм как творческий метод, как поиск новых невиданных гибридных связей между привычными явлениями открывает бесконечную вариативность и наглядность своей поэтапной эволюции. Сюрреализм это не только стиль максимально эффектной творческой свободы, в нем ярко выражен соревновательный дух: метаморфозы образов ярко передают индивидуальность фантазии художника, поэтому крупных мастеров нетрудно различать и сравнивать, выясняя, кто раньше придумал тот или иной визуальный прием. В какой-то мере сюрреалисты соревнуются не только в степени эффектности подачи неожиданного образа, но и в самом замысле, призванном подарить зрителю невиданное впечатление. Об одном из таких художников хочется рассказать подробнее.
Первое, что обращает на себя внимание во всех картинах Фёдора Буравлёва, это цельность замысла и юмор. Художник явно принадлежит к направлению тех сюрреалистов, образное высказывание которых осмысленно. Он придумывает свои сюжеты, оригинальных персонажей и изображает в каждом листе конкретную ситуацию, сценку, развлекающую зрителя. Юмор чаще всего заключается в наглядной подаче крылатого выражения или персонажах, чья функция до абсурда прямолинейна: например, птенцы с разинутыми кошельками вместо ртов. На формирование его творчества некоторое влияние оказали курсы авторской анимации Оксаны Черкасовой, поскольку основные черты рисованного видео, а именно экспрессивная динамика, ситуативные гэги и оригинальная фантастичность в немалой мере свойственны миру его картин.
Движение в живописной графике Фёдора Буравлёва присутствует всегда: либо куда-то идут персонажи, либо движется сам пейзаж, изгибаясь волнами, как в картинах «Пешеходная лента», «Пейзаж-гамак». Мотив предполагаемого движения интерьера объединяет его картины из цикла «Плацкартный сюрреализм», в числе которых «Пахарь» и «Угловой плацкарт». Определенная романтика путешествия на поездах выражается в данном случае совершенно непривычным образом: удивительные изменения происходят не за окном вагона, а в самом внутреннем убранстве или действиях пассажиров. Художник также посвятил огромное количество картин метаморфозам железнодорожных рельс, изображая их то под прямым углом к пейзажу, то протянутыми из одного дачного домика к другому, то закольцовывая их над ландшафтом. Несомненно, рельсы выступают символом предопределенности жизненного пути, что добавляет фатализма в эти эффектные ироничные композиции. Извилистые шоссе, дороги, тропинки усиливают погружение зрителя в подробности изображенного пространства. Картина «Станция Ботаническая» имитирует пролет кинокамеры над персонажем, новаторски соединяя пространство позади и впереди него, за счет сдвоенной перспективы. Персонаж словно карабкается из одной картины в другую, однако это всего лишь головокружительное движение из той части перспективного построения в картине, которое обычно лишь подразумевается зрителем, находясь уже лишь в его воображении, за спиной смотрящего посетителя выставки, вне плоскости листа или холста.