Богини Инанна и Иштар в их отличимости друг от друга в шумеро-аккадской цивилизации

В современной исторической науке, специализирующейся на изучении цивилизации Древнего Междуречья, сложилось устойчивое мнение, согласно которому богини Инанна, Иштар, Астарта являются одним и тем же лицом. Иногда в этот же ряд добавляют Анахит, почитаемую зороастрийцами. «Мифическим лицом, которое возглавляло культ плодородия с его главным атрибутом — Древом Жизни, была Инанна — великая богиня любви, домашнего очага, покровительница женщин, а также войны и распри. Она приобрела в Аккаде имя Иштар, у семитов Сирии и Палестины — Астарты, у хурритов Малой Азии — Шавушки, а спустя тысячелетия у древних армян и персов — Анахит» [Кореневский, 2012, 77]. Ассоциация Инанны с Иштар стала настолько ярко выраженной, что эти два имени нередко употребляют в связке друг с другом, разделяя их лишь по языковому признаку. «Древние шумеры называли богиню Инанной, Иштар — аккадский вариант имени» [Баранов, 2021, 4]. Тем не менее такая позиция представляется неверной, и в качестве цели данной статьи мы поставим обоснование того, что Инанна и Иштар есть две разные богини.

Для достижения поставленной цели мы используем ряд методов, включая сравнительно-исторический, описательный; обратимся не только к научным публикациям историков, но и к текстам тех легенд, которые уже переведены и доступны русскоязычному или англоязычному читателю.

Женские божества в культурах древних цивилизаций занимали значимое место. Междуречье исключением не стало. «Инанна-Иштар в культуре Древнего Востока воспринималась не только богиней любви, распри и плодородия (богатства), но и была Великой Богиней» [Баранов, 2021, 11]. Храмы в честь Инанны в Шумере не были редким явлением, а сама Инанна занимала важное место не только в пантеоне богов, но и в мировоззрении шумерского общества. В «Плаче об Уре» именно к Инанне обращаются люди с просьбой о милосердии и помощи, причем богиня внемлет им и помогает восстановить город. Инанна не участвует в сотворении людей, но обеспечивает их дождем, который обеспечивает урожаи и, следовательно, их выживаемость. При этом Инанна мыслилась как супруга бога неба Ану. «Шумерское имя Инанна в более отдаленный период являлось двусложным именем и состояло из Нана-ана (или Нин-ана) (букв. «госпожа небес»)... Традиция слитного написания имени Инанны заложена в более поздние времена месопотамской истории и продолжена современными исследователями» [Хайров, 2019, 75]. Обнаружены изображения, на которых Инанна попирает льва [Хайров, 2019, 77], что невольно нас заставляет вспомнить библейские слова «попирать будешь льва и дракона» (Псалом 90). Тем не менее за Инанной закрепилась нелицеприятная слава плотской любви, что, видимо, объясняется тем, что ее стали ассоциировать с Иштар. Между тем Госпожа Неба (Инанна) находится над миром, она позволяет миру жить, но сама в нем не живет, ибо она вне его. Отсюда возникают сомнения в любых попытках связать имя Инанны с тем, что неприлично называть любовью, а является развратом. При этом важно подчеркнуть то, что спекуляции на тему храмовой проституции неуместны, тем более самого эквивалента термину «проституция» в шумерском языке, по всей видимости, нет. В древнем языке нет слов, обозначающих «священную проститутку» [Budin, 2008, 5], а сам феномен храмовой проституции настолько мифологизирован, что свелся к откровенной вульгарности. По сути, со слов Геродота, между жизнью которого и временем краха шумерской цивилизации стоит тысячелетие, миф о храмовой проституции оказался настолько популярен, что в обществе, где разврат стал массовым явлением, начал восприниматься как визитная карточка всего Шумера. При этом культуры Шумера, Вавилона, Ассирии, Персии оказались настолько в этом мифе слиты, что со стороны может показаться, что все общество тысячелетиями жило в непотребстве. С точки зрения естественно-научных аспектов такое в принципе невозможно, так как в растленном обществе, где нормы девственного целомудрия игнорируются, святость брака не соблюдается, массовое бесплодие и вырождение становятся неизбежными. Тем не менее «любят люди падение праведного и позор его» [Достоевский, 1982, 388]. Опошление целой серии культур оказалось столь привлекательным, что трудно найти попытку научных опровержений мифа о храмовой проституции как массового явления Междуречья. Конечно, в определенный момент времени феномен храмовой проституции вполне мог иметь место, но важно отметить то, что это время характеризуется упадком культуры и наполнено условиями для неизбежной гибели государств. И было бы не столь обидно, если бы доказали справедливость слухов о храмовой проституции, страшно другое: общественность легко принимает эту информацию в качестве правдивой и распространяет ее на все общество в его целостном историческом развитии.