Потребность в визуализации того, что скрыто под оболочкой обыденных вещей, изначально присуща любому автору. Самое элементарное проявление этой потребности — пристальный взгляд на что-либо. Хорошее, «правильное» искусство предъявляет глазу зрителя то, что ранее ускользало из его поля зрения, показывает процесс постепенного явления сути объектов из тьмы первозданного хаоса. Творчество художника Евгения Яковлева — превосходный тому пример.
Произведения Яковлева узнаваемы, уникальны и — по инерции хотелось бы добавить — ни на что не похожи. Но именно последнее утверждение невозможно сделать: парадоксально, но все персональное и субъективное, что делает Яковлев, несет в себе многие объективно знаковые для современного искусства черты, влияния и обстоятельства. Вместе с тем, можно с уверенностью сказать, что в пространстве этого творчества локализуется художественная деятельность исключительно эвристического свойства. Каждая работа, отличаясь подчеркнуто личностным выражением авторской индивидуальности, демонстрирует своего рода акт познания бытия, непрерывный путь от недоступного к постигаемому.
Из всего многообразия видов искусства Евгений чаще всего обращается к живописи, поскольку тонко настроенная оптика последней способна фиксировать все грани субъективной видимости вещей — внешнего мира в единстве с воспринимающим его сознанием художника. Словно магическое зеркало, живопись Яковлева в удивительном, измененном виде отражает многое, что давно знакомо в искусстве, но все эти вещи и явления приобретают иной облик, иной потенциал и модус существования. Благодаря этому непрестанному и виртуозному превращению увиденного в удивительное, творчество художника предстает как уникальное явление, некая саморазвивающаяся вещь, имеющая место и время в текущем художественном процессе.
Обычная характеристика работ Евгения Яковлева — абстрактный экспрессионизм. Основанием этому служит и форсированная цветность, и энергичная пастозная манера письма, и довольно явная на разных этапах творчества перекличка со многими мастерами второй половины ХХ столетия. Но все-таки здесь важно указать и на некое, на первый взгляд, быть может, непринципиальное отличие: взволнованный мир классической чувственности экспрессионизма — всегда экзистенциальная драма бытия, тогда как интерес Яковлева к свободным движениям кисти и случайным их результатам не столь драматичен. Автор сосредоточен скорее на кинематике образов, нежели на динамике. Это искусство геометра, а не трагика. И действительно, вихревым мазкам, толчее клякс и пятен, зыбкому красочному мареву Евгений предпочитает крупные и отчетливые плоскости, протяженные и плотные цветовые планы, которые, двигаясь в пределах холста, притягивают и отталкивают друг друга в поисках шаткого равновесия.