— Вышла твоя третья книга. Прямо в разгар пандемии!
— Писать, Писать! — почти дышать —
Так стало вдруг необходимо,
Что эта страсть непобедимо
По венам кровь пустила вспять.
— Правда ли это так необходимо?
— Помнишь из мультика: «Писать стихи моя стихия! Весь день готов писать стихи я». К вопросу — можешь ли ты не писать? Да, я могу не писать и тогда не пишу. Глухо как в танке, тихо как на дне Марианской впадины. В те периоды, когда я не пишу, я себя не совсем узнаю. Кто я? Скучная тетя какая-то.
А вот в те моменты, когда я не могу не писать, тогда пишу! Для этих целей всегда блокнот и ручку держу при себе. Вдруг в потоке мыслей или чувств нащупаю заветные слова?
Поэзия появляется, когда я слышу тонкий, едва уловимый камертон. Им может быть все что угодно — от прекрасного вида пробуждающейся природы до едва уловимого запаха, который возвращает в детство. Или мысль, которая, как дятел, долбит в голову и ищет решения и воплощения в слове.
И вот когда слышу камертон, я просто стараюсь себе не мешать расслышать то, что потом, возможно, станет четверостишием или просто удачной фразой, а может, так и останется ничем — воспоминанием, потенциальной возможностью…
— Кем ты хотела стать в детстве?
— В раннем детстве, когда дети понимают, что им нужно выучить набор ответов, которые от них ждут взрослые (кого ты больше любишь, маму или папу — обоих!), я говорила, что, когда вырасту, буду врачом и придумаю таблетку от смерти. Это смешно, потому что бабушка и дедушка — медики. И мне хотелось чем-то соответствовать, хоть вот этой фразой.
Потом, когда я буду оканчивать школу, услышу от бабушки такую фразу: «В медики ты пойдешь только через мой труп». Но к тому моменту все было окончательно ясно о моих гуманитарных наклонностях, и никто не удивился, когда я поступила на филфак МГУ.
А читать и писать начала очень рано, с четырех лет. Писала зеркальными буквами и знала наизусть всех рыбок из взрослой научной книжки. Все думали, буду гением. Но не случилось.