У каждого актера свой облик, свои природные особенности. Отказываться от них неразумно, да и невозможно. В сущности, только что приведенный текст содержит противопоставление двух типов актеров: относящиеся к одному из них наделены от природы отчетливой пластической индивидуальностью, представители другого — не наделены. Но и тот, и другой актеры опять-таки заняты бытием-в-творчестве; стало быть, их исконные данности не просто демонстрируются со сцены, а так или иначе преображаются, идут в творческое дело.
Настоящему театральному творчеству подобает активное освоение пространства сцены актером. В драме, говорит А.В. Эфрос, действие, которое следует порой выполнять актеру, вовсе не очевидно. «Мы его и называемто внутренним действием. И вот сидим, мудрим с сонными лицами. А по мне, его всегда или почти всегда тоже надо выводить наружу, в физику, в пластику, чтобы яснее было, чему отдаваться». Роль должна быть пространственно «распета», держаться на внятной партитуре «физики, пластики».
Театр последних десятилетий зачастую все повышает требования по части выработанной, отточенной пластики роли. Не раз предлагалось внимательнее воспринимать то, что обретено балетным театром. Об этом говорил, например, И.М. Смоктуновский в применении к драматическому театру, когда недооценивают опыт балетного искусства, выработавшего тончайшие приемы выразительности для воспроизведения без помощи текста весьма сложных душевных переживаний. Тело актера в спектакле создает вереницу «мизансцен тела» (слова К.С. Станиславского). Актер динамичен, он движется. Движения его разнообразны: от динамического преображения всей фигуры до выразительных движений лишь рукой, ногой, головой.
Актер МХАТа Б.Я. Петкер в своих воспоминаниях настаивает на том, что «мизансцена — это не только и даже не столько пересаживаться и переходить на другое место. Мизансцена глаз, сложенных рук иногда может быть выразительнее, чем любой переход». Пожалуй, в общем мысль эта не бесспорна. Другое дело — конкретный пример из роли Гроссмана в «Плодах просвещения», когда «должен был сыграть только один глаз актера» — и играл. Мизансцена, о которой сейчас пойдет речь, была предложена М.Н. Кедровым, постановщиком мхатовского спектакля, Б.Я. Петкеру, исполнявшему роль Гроссмана. Все действующие лица — хозяева, гости, молодежь, мужики — располагаются позади находящегося как бы в наитии Гроссмана, а он, чтобы оценить обстановку и произведенное им впечатление, осторожно раздвигает пальцы руки, закрывающей его лицо, и в образовавшейся щелке его трезвый, без всяких следов наития глаз совершает быстрое круговое движение, а потом пальцы снова смыкаются. Одно это движение должно было подчеркнуть в Гроссмане жулика.