Афганистан: Уроки для дипломатии государств и коалиций

Двадцатилетняя война в Афганистане с новой силой проявила порочность ряда системных основополагающих признаков национальной культуры США, возникновение и развитие которых характерны для длительного исторического периода. Многие из таких особенностей американской стратегической культуры не соответствуют реалиям сегодняшнего мира.

Присущее многим поколениям американцев завышенное самомнение и самопровозглашенное право на исключительность США мало меняются с течением времени, наследуются в сознании поколений и считаются «истинно американскими». В концентрированном виде постулаты политической культуры США изложены Збигневом Бжезинским в работе «Великая шахматная доска (Главенство Америки и ее геостратегические императивы)». В ней рельефно обозначаются идеи о величии, исключительности, незаменимости, совершенстве США в деле руководства миром. Однако авторство этого имперского гимна принадлежит не Бжезинскому.

МИРАЖ АМЕРИКАНСКОЙ ГЕГЕМОНИИ И ВСЕОБЩЕГО БЛАГА

Мыльный пузырь о якобы неизменном лидерстве Америки в мире достаточно долго подпитывался двумя главными реалиями современности: высочайшими масштабами американской глобальной мощи и растущей глобальной взаимозависимостью.

Первая отражала столь близкий Вашингтону фактор монополярности в развитии международных отношений под американской гегемонией — неважно, провозглашается ли это громогласно или осуществляется исподволь, но таковой была мировая реальность до событий, потрясших США в последние годы. Вторая подтверждала ощущение того, что всеобщий, хотя, может быть, и не всегда благотворный процесс глобализации постепенно лишает конкретные государства их священного суверенитета, который приносится в жертву американскому лидерству. Сочетание этих двух факторов в национальном самосознании США длительное время подталкивало далеко идущие изменения в сфере международных отношений, вызывало не только отмирание традиционной дипломатии, но и, что более важно, вело мир к рождению неформального глобального сообщества.

Формирование указанных факторов было обусловлено, казалось бы, намертво «впечатанными» на генетическом уровне в матрицу сознания американских граждан, начиная от «человека с улицы» и до президента, в течение более чем двухсотлетней истории существования США как государства с несколькими стереотипами восприятия мира, определяющих поведение на международной площадке.

Во-первых, это непоколебимая вера в универсализм, пригодность для всего человечества американских ценностей, включая модель государственного устройства. В основе лежит самовосприятие народа как богоизбранного, исключительного. Вначале последствия подобной идеологии сполна испытали на себе коренные жители континента, затем народы Латинской Америки, а сегодня такое видение собственного предназначения Вашингтон проецирует на весь мир.

Во-вторых, еще одна хроническая болезнь Америки связана с неадекватной оценкой происходящих в мире перемен, безоглядной опорой на силу, неспособностью гибко приспосабливаться к новым политическим реалиям, привычкой следовать стереотипам в оценке международной обстановки, игнорированием уроков истории, использованием двойных стандартов.

В-третьих, национальный нарциссизм и самолюбование не позволяют американским правящим элитам воспринимать внешний мир во всем его многообразии, во всей его сложности. Прямолинейные действия США в отношениях с Россией и Китаем, в Украине, Сирии и Афганистане демонстрируют стремление к формированию упрощенных, универсальных схем и доктрин, во многом игнорирующих разнообразие и сложность мира. Подобные неадекватные оценки заметно сужают возможности восприятия реалий жизни других государств, затрудняют понимание факта, что сегодня Вашингтон не единственный, а всего лишь один из важных игроков на мировой шахматной доске.

По словам Чрезвычайного и Полномочного Посла России в США Сергея Кисляка в 2008–2017 гг., «они убеждены, что должны управлять всеми. Вместо того чтобы сесть и вместе выработать единую линию, они пытаются руководить всей планетой. Это одна из характерных трудностей в общении с американцами. Будучи в политически перенапряженном, наэлектризованном состоянии, они напринимали столько формальных решений, которые мешают сотрудничеству, что преодолевать их даже в хороших условиях будет очень непросто. Такое их состояние, к сожалению, надолго» [3].

Уроки Афганистана и нынешние внутренние неурядицы в США ещё раз продемонстрировали, как претензии на универсализм американского образа жизни приводят к безоглядному отрицанию колоссального многообразия окружающего мира, к абсолютизации модели государственности и рыночной экономики, которая якобы пригодна для всех стран и народов независимо от их истории, культуры, религии, этнической принадлежности. И в итоге — к краху во внешней, а сегодня и во внутренней политике.

Двадцатилетняя война в Афганистане с новой силой проявила ряд системных основополагающих признаков политической культуры США, характерных для длительного исторического периода.

ИНДЕКС САМОЛЮБОВАНИЯ

Отказ принять за эталон модель США, особенно если речь идет о незападном государстве и несоюзнике США по НАТО, воспринимается американской элитой почти как унижение, отрицание их превосходства и считается абсолютно неприемлемым. Отсюда крайние проявления политического нарциссизма. Сегодня он является не просто высшей степенью самолюбования, а превратился в настоящую эпидемию. И наряду с другими стереотипами американской политической культуры порождает экономические и военные кризисы, разрушает межгосударственные взаимоотношения, ставит мир на грань катастрофы.

Эпидемия самолюбования началась не вчера. Выдающийся американский писатель Марк Твен в 1906 г. отметил: «Не знаю, к худу или к добру, но мы продолжаем поучать Европу. Мы занимаемся этим уже более ста двадцати пяти лет. Никто не приглашал нас в наставники, мы навязались сами. Ведь мы — англосаксы. Прошлой зимой на банкете в клубе, который называется ''Дальние Концы Земли'', председательствующий, отставной военный в высоком чине, провозгласил громким голосом и с большим воодушевлением: ''Мы — англосаксы, а когда англосаксу что-нибудь надобно, он идет и берет''. Если перевести эту выдающуюся декларацию (и чувства, в ней выраженные) на простой человеческий язык, она будет звучать примерно так: ''Мы, англичане и американцы, — воры, разбойники и пираты, чем и гордимся'' [4]. Гордыни этой поубавилось после поражений во Вьетнаме, Афганистане, Ираке, в ходе текущей внутриполитической турбулентности в США в последние годы. Фото гордых англосаксов, целующих ботинки своим афроамериканским согражданам, о многом говорят. Однако надолго ли такое прозрение? Бациллы нарциссизма живучи и, что самое опасное, поражают в первую очередь правящие круги США.

Американский исследовательский центр Pew Research Center (PRC) недавно провел социологический опрос экспертов на тему «Нарциссизм президентов США», охватывающий период от Джорджа Вашингтона до Буша-младшего. Нарциссизм — свойство характера, заключающееся в чрезмерной самовлюблённости и завышенной самооценке — грандиозности, в большинстве случаев не соответствующей действительности [5].

Среди президентов с положительным уровнем нарциссизма, что связано с чрезмерной самовлюблённостью и завышенной самооценкой, оказались Линдон Джонсон, Теодор Рузвельт, Джон Кеннеди, Ричард Никсон, Билл Клинтон, Джордж Буш-младший. Лидеры, занимавшие более высокое место по положительному показателю нарциссизма, чаще становились объектами резолюций об импичменте (Ричард Никсон занял шестое место в списке, сразу после Кеннеди) и проявляли неэтичное поведение (Билл Клинтон занял седьмое место).

Отрицательный индекс нарциссизма как показатель скромности и отсутствия имеет Джордж Буш-старший. Показатель завышенной самооценки характерен для президентов США, как правило, прошедших суровую школу жизни, непосредственных участников войн, а не только политических баталий. В их числе Джордж Вашингтон, Дуайт Эйзенхауэр, Джеральд Форд, Джимми Картер.

Временной тренд повышения рейтинга положительного нарциссизма показывает, что к политическому нарциссизму были наиболее склонны президенты США, занимавшие этот пост в течение последних десятилетий. Им в наибольшей степени свойственно стремление продемонстрировать свои достоинства, использовать все возможности для привлечения к себе внимания, отрицать собственные слабости. По-видимому, атмосфера нарциссизма расцветает в политических и бизнес-офисах страны, где созревают претенденты на высший государственный пост.

В сфере международных отношений, казалось бы, чисто медицинский вопрос о том, является ли нарциссизм болезненным расстройством личности или некой ее безобидной особенностью, приобретает практическое измерение. У медиков пока нет ясности в диагностике. Американская психиатрическая ассоциация недавно исключила нарциссизм из перечня диагнозов, которые могут ставить врачи, российские и европейские специалисты следовать этому примеру пока не собираются. Болезнь коллективного нарциссизма скорее всего будет прогрессировать, и когда глава США заявит, что «Америка — это орудие Господа», то на дипломатии и на международных отношениях как дисциплине можно ставить крест. Проявления коллективного нарциссизма нередко обусловливают стойкое нежелание многих представителей американских правящих элит признавать объективный характер перемен в современном мире, вызывают хроническую неспособность к поиску компромиссных решений и переговорам, к самоограничению государства в международных отношениях.

Одним из следствий становятся кровопролитные войны. Так, главным внешнеполитическим событием периода президентства Л. Джонсона стала война во Вьетнаме, Б. Клинтона — кровавая агрессия против Югославии. Дж. Буш-младший и его советники-неоконсерваторы проигнорировали не только уроки Вьетнама, но и свежий опыт войны в Персидском заливе 1990–1991 гг. и инициировали вторжение в Афганистан в 2001 г., а затем нападение на Ирак в 2003-м. Сегодня неспособность правящей элиты США найти приемлемое для обеих сторон решение в отношениях с Россией, Китаем, КНДР, Ираном и некоторыми другими странами грозит крупномасштабным конфликтом.

Та же американская исследовательская компания Pew Research Center недавно опубликовала данные социологического опроса, проведенного среди двух тысяч жителей США, на тему «Какой президент проделал лучшую работу за всю вашу жизнь?» [6]. В ответе на вопрос респондентам можно было назвать две фамилии.

31 % опрошенных посчитали лучшим американским президентом Барака Обаму. На второе место его поставили еще 13 % респондентов.

За Обамой следует Рональд Рейган: 21 % опрошенных поставили его на первое место и 10 % — на второе.

На третьем месте — Билл Клинтон (13 и 19 % соответственно).

Как представляется, среди различных причин популярности президентов важное место занимает их способность избежать военных конфликтов, которые могли бы нанести ущерб объектам на национальной территории США и привести к значительным жертвам среди населения и собственных военнослужащих.

Так, высокий рейтинг Б. Обамы можно увязать с тем, что во время президентства лауреата Нобелевской премии мира США не развязали ни одной войны.

Р. Рейган в 1983 г. приказал американским силам вторгнуться в Гренаду под предлогом помешать советско-кубинскому строительству на острове. Операция «Вспышка ярости» стала первой крупной военной операцией, проведённой американскими силами после Вьетнамской войны. Несколько дней боёв привели к американской победе, 19 американцев погибло, 116 солдат получили ранения.

Б. Клинтон стал инициатором агрессии США и НАТО против Югославии в марте 1999 г. Страна была разрушена ракетно-бомбовыми ударами, погибли сотни мирных жителей. Американцы потерь не понесли.

Таким образом, одним из краеугольных камней американской внешней политики и стратегической культуры остается ставка на силу, стремление США нанести максимальный ущерб другим, действовать при этом подальше от национальной территории и обеспечить минимум собственных потерь [1].

Сегодня подобный исторический опыт относительно безнаказанного участия Америки в военных конфликтах современности может сыграть злую шутку с противниками, обладающими современными высокоточными и дальнобойными средствами поражения, что может привести к нанесению ударов по американской национальной территории и вызвать неисчислимые жертвы с обеих сторон.

Стремление американских элит избежать угроз национальной территории и минимизировать собственные потери влечет использование широкого спектра методов силового и несилового воздействия Вашингтона на страны, стремящиеся проводить независимую внешнюю политику. Прибегая к стратегии гибридной войны, США тщательно маскируют реальные, прежде всего экономические, причины вмешательства в чужие внутренние дела с целью десуверенизации государств, их перевода под внешнее управление.

И наконец, важной особенностью американского внешнеполитического сознания выступает крайне упрощенное черно-белое восприятие внешнего мира, где все народы и государства делятся на «своих» и «врагов». При этом США выступают воплощением «вселенского добра», а противоположная сторона — столь же «всеобщего зла». Отсюда «СССР — империя зла» у Рейгана и нынешняя демонизация России как источника всех бед в современном мире.

ТРАНСФОРМАЦИЯ ОЦЕНОК

В мире в последнее время крепнет осознание того, что международная система движется к новой эре интенсивного, а иногда и ожесточённого стратегического соперничества между великими государствами: Россией, Китаем и США. Одним их центров соперничества является Афганистан. Оценки состояния и перспектив развития событий на афганском треке различные [2].

Россия на смену власти в Афганистане, в отличие от Запада, реагирует спокойно. Москва готова сотрудничать с талибами, но на определенных условиях. Одно из них — безопасность Центральной Азии.

По-видимому, перед российской дипломатией и военными будет стоять задача придерживаться «двойной стратегии» в отношении новой ситуации в Афганистане — пытаться договориться с талибами о неподдержке террористической организации «Аль-Каида»¹ в Центральной Азии и одновременно оказывать поддержку Таджикистану и другим республикам региона, если будут столкновения на границе. Ключевым вопросом для России будет, ограничатся ли талибы созданием «национального проекта исламского халифата» или будут сотрудничать с исламистско-джихадистскими силами, которые преследуют цели за пределами региона, как это было 20 лет назад.

События в Казахстане в начале 2022 г. продемонстрировали всю обоснованность принятой «двойной стратегии» Москвы.

В странах СНГ и ОДКБ к нынешнему афганскому руководству относятся по-разному. Стремление ряда стран к диалогу и сотрудничеству с талибами соседствует с явным враждебным отношением к ним со стороны некоторых других правительств. Но все осознают реальную возможность экспорта нестабильности из Афганистана на постсоветское пространство, а значит, необходимость военного укрепления границы и сотрудничества с Россией. Задача российской дипломатии — закрепить такое понимание на долговременную перспективу.

Уход американцев из Афганистана и смена там правительства открыли дорогу для распространения «мягкой силы» Китая. КНР напрямую не вмешивается во внутренние дела Афганистана, а предпочитает действовать через инвестиции и развитие общих проектов.

После нескольких месяцев нахождения у власти в Афганистане движения «Талибан»² в США пытаются подвести некоторые итоги его правления.

В одобренном президентом Джо Байденом в ноябре 2021 г. «Обзоре глобальной расстановки сил» (Global Posture Review) подтверждается, что Ближний Восток остаётся для Пентагона зоной нестабильности после длительных войн в Ираке и Афганистане [7]. В этих условиях сохраняющиеся глобальные обязательства США требуют обеспечить готовность и модернизацию ВС, что предполагает постоянно вносить изменения в расстановку сил на Ближнем Востоке, чтобы иметь возможность оперативно развернуть силы в регионе в зависимости от угрозы. Обзор, в первую очередь, предусматривает активизацию сдерживания Китая и России, в том числе и на Ближнем Востоке. Вооруженные силы США усилят войска и базы, направленные против Китая и России, сохранив войска на Ближнем Востоке в адекватном объеме для сдерживания Ирана и джихадистских группировок.

Важным показателем изменений оценок обстановки в Афганистане стали итоги заседания Совета НАТО на уровне министров иностранных дел в декабре с. г. в Риге. Министры подвели итоги операции в Афганистане и пришли к выводам, которые будут определять подходы альянса в будущих военных конфликтах.

Во-первых, министры отметили, что уровень амбиций международного сообщества в Афганистане вышел далеко за рамки стратегии разрушения убежищ террористов и что в будущем союзники должны постоянно оценивать стратегические интересы, ставить достижимые цели и осознавать опасности расширения миссии.

Во-вторых, в оценке НАТО содержится ряд других рекомендаций, в том числе по поддержанию взаимодействия с оперативными партнерами, а также использовать их способность принимать меры по наращиванию потенциала и обучению; и обеспечение своевременной отчетности и конструктивных консультаций.

И, наконец, министры заявили о необходимости учета политических и культурных норм стран, где проводится операция. Постфактум пришлось еще раз признать, что афганцы с давних времен не воспринимают чужеземцев, пришедших на их землю с оружием в руках. Они не испытывали симпатий к коррумпированным чиновникам, назначенным американо-натовскими оккупационными властями, и тем более не пропитались навязываемыми неолиберальными идеями. Оттого и отказались бороться за чужие и непонятные им цели.

НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ ПОБЕДЫ ТАЛИБОВ

Следует признать, что в целом талибам удалось не допустить коллапса собственной системы, которая постепенно приобретает все атрибуты полноценного государства.

Во-первых, продолжается трансформация фрагментированной и полицентричной повстанческой организации в более иерархичную и централизованную государственную машину.

Во-вторых, Талибан сорвал попытки использования (не без поддержки внешних сил, включая и ближайших соседей Афганистана) таджикского меньшинства в качестве фактора дестабилизации, с тем чтобы возобновить в стране гражданскую войну. Движение Талибан нанесло поражение «антиталибской оппозиции», достаточно быстро подавив все очаги сопротивления.

В-третьих, стало окончательно ясно, что мировое сообщество намерено продолжать диалог с движением Талибан фактически как с государством-партнером. При этом для стран, идущих на развитие отношений с Талибаном, становится очевидной необходимость пересмотреть взгляды на эффективность терроризма, прибегнув к которому Талибан добился победы над несравненно более мощным противником. На этом фоне угроза дипломатической изоляции Талибана и тем более каких-либо военных акций против этой организации минимизировалась.

И, наконец, пока что не ясно, сможет ли победа Талибана стать достаточной мотивацией для других террористических движений продолжать борьбу, но уже сейчас приходится признать, что мир вынужден пересмотреть свои взгляды на эффективность терроризма как инструмент достижения политических целей. Капитуляция США в Афганистане достаточно красноречиво доказывает это. Этот фактор должен учитываться в политике России в Средней Азии.

Беспорядочное бегство американцев и их союзников из Кабула придало дополнительный импульс крушению империалистических амбиций Вашингтона, в котором ранее уже испытывали внутренние проблемы после неудачной войны во Вьетнаме. Теперь у США развился «афганский синдром», ставший символом одного из наиболее жестоких поражений.

Победоносное завершение многолетней войны талибами ознаменовало не только наступление новой эры для Афганистана, но также подало совершенно недвусмысленный сигнал всем единомышленникам — «любой враг уязвим, даже столь мощный, как США».

За 20 лет пребывания в Афганистане Соединенные Штаты потеряли порядка 2 трлн долларов, не сумев при этом достичь практически никаких целей, за исключением устранения некоторых значимых лидеров террористических сетей. Проект демократизации государства также провалился, создав плодотворную почву для дальнейшей радикализации населения и пополнения рядов боевиков. Спешная эвакуация американского военного персонала лишь официально подтвердила тот факт, что сопротивление талибов сломать не удалось. Таким образом, Афганистан стал одним из немногих примеров успешного ведения партизанской войны против более сильного противника.

Похоже, американцы находятся лишь в самом начале пути, призванного привести их к адекватным оценкам и выводам из афганской катастрофы, к глобальному переосмысливанию роли и места США в современном мире. Сегодня американская дипломатия, анализируя последствия поражения в Афганистане, пока исходит из того, что «Соединенные Штаты никогда не станут колебаться, решая, стоит ли применить силу, если это необходимо для защиты жизненно важных национальных интересов».

Но все же элементы прозрения есть. В оценках осторожно отмечается, что «использование военной силы должно быть крайней мерой», а на первый план необходимо вывести «дипломатию, развитие и искусство экономического управления», что представляет собой не что иное, как призыв к применению стратегии гибридной войны, которую США уже дано сделали важнейшим инструментом внешней политики.

Американская администрация исходит из того, что достижение внешнеполитических целей основывается на ключевом стратегическом предложении: Соединенные Штаты должны восстановить свои непреходящие преимущества, с тем чтобы мы могли отвечать на сегодняшние вызовы с позиции силы. Мы будем лучше строить наши экономические основы; восстановим наше место в международных институтах; поднимем наши ценности у себя дома и выступим в защиту их по всему миру; модернизируем наш военный потенциал, в то же время ведя в первую очередь дипломатию; и оживим непревзойденную сеть альянсов и партнерств Америки. Проиграв на афганской земле очередную «войну цивилизаций», правящие элиты США внимательно наблюдают за новой конфигурацией сил вокруг Афганистана.

ФАКТОР АФГАНИСТАНА В ДИПЛОМАТИИ РОССИИ

Стремительный захват талибами власти и укрепление позиций Талибана в Афганистане требует адекватной реакции на случившееся от всех заинтересованных стран, включая, конечно, Россию, страны ОДКБ и Китай. Эта реакция определяется национальными интересами, прежде всего интересами безопасности, которые могут быть поставлены под угрозу столь стремительным американским уходом. Ясно, что Москву и Пекин объединяет стремление оградить себя от возможного выплеска афганской смуты за пределы границ Афганистана к своим границам, и оба государства будут делать для этого все возможное. Если для этого потребуется установление прагматичных отношений с новым афганским режимом, то будет сделано и это. Правда, в зависимости от действий новых хозяев Кабула во внутренней и международной политике.

Особую опасность представляет активизация попыток ИГИЛ³ в Афганистане, связанных с вербовкой бывших бойцов спецназа Талибана (всего их около 30 тыс. человек) в ряды боевиков Исламского государства. Перспектива пополнения боевых отрядов ИГИЛ опытными бойцами-спецназовцами усиливает угрозу для России, Китая и центрально-азиатских республик. В этом контексте фронт борьбы с ИГИЛ будет представлять важный элемент антитеррористического сотрудничества как в рамках ОДКБ и ШОС, так и, возможно, между Россией, США и НАТО на Ближнем Востоке.

России следует внимательно следить за действиями талибов, связанными с возможной продажей доставшегося им в «наследство» американского оружия и военной техники в «серые зоны» на южных границах нашей страны, в первую очередь в Украину и Грузию. Подобные шаги нового руководства в Кабуле нанесут существенный ущерб его отношениям с Москвой.

Афганистан — один из центров соперничества между Россией, США и Китаем — находится в непосредственной близости от России и Китая. Соперничество разыгрывается в постсоветской Евразии, регионе, о котором Москва давно сигнализирует, что он жизненно важен для ее национальных интересов, что делает эту страну объектом пристального внимания российской дипломатии и разведки.

Для российской дипломатии отношения с соседями Афганистана в данном регионе являются логическим продолжением интеграционного процесса в рамках Евразийского экономического союза. Что касается инициативы «Один пояс, один путь», то Москва не желает присутствия американских баз поблизости. Поэтому Пекин и Москва будут координировать действия в отношении Афганистана и Центральной Азии. Это будет происходить на двусторонней основе или в рамках Организации Договора о коллективной безопасности и Шанхайской организации сотрудничества.

Пока неясно, не придаст ли победа Талибана новый импульс другим террористическим движениям продолжать свою борьбу на Ближнем Востоке, в Центральной и Юго-Восточной Азии, в Африке и некоторых странах Латинской Америки. Опыт поддержанных из-за рубежа массированных действий международных террористов в Казахстане в январе 2022 г. свидетельствует о полной обоснованности подобных опасений.

Задачи поддержания стратегической стабильности в постафганском мире обусловливают необходимость действовать с опережением, что требует уже сейчас от России, её союзников и партнеров пересмотра взглядов на эффективность терроризма как важного инструмента гибридной войны для достижения политических целей. Капитуляция США в Афганистане достаточно красноречиво доказывает это.